Тогда, по дороге в Нижний Новгород я впервые наблюдала за тем, как Тони ведёт бизнес. Не проходило часа, чтобы ему кто-нибудь не позвонил или не прислал мэйл. Продолжая вести машину, Тони отвечал на звонки и набирал сообщения. Его телефон пульсировал снова и снова. Чтобы меньше отвлекаться от дороги, Тони переключал сигнал по блютуз на автомобильные колонки, и я могла слышать всё, о чём ведётся речь. В основном говорили о поставках бумаги, сроках изготовления заказа и других рабочих вещах.
— Сегодня же суббота, — вспомнила я, когда Тони наконец завершил примерно восьмой разговор с утра.
— Ну и что? — ответил он небрежно. — Скоро Новый Год, все работают в усиленном режиме.
— И так круглые сутки?
— Нет, — Тони улыбнулся, наверняка пытаясь таким образом успокоить меня, — вечером я выключаю телефон или ставлю на беззвучный. Мне тоже надо иногда отдыхать.
— Я бы с ума сошла от такой жизни…
Это замечание только развеселило Тони.
— А я бы сошёл с ума в тишине и покое. У всех свой ритм жизни. Тебе хорошо в спокойствии, а мне — в постоянном движении. Поверь, люди сходят с ума даже тогда, когда у них всё хорошо и стабильно.
— Почему это? — удивилась я.
— Да банально от скуки. От вялой текучки тоже устаёшь. Человеку, даже самому спокойному, нужна страсть.
— Неправда, — почему-то обиделась я, будто слова эти касались меня лично, хотя Тони говорил абстрактно. — Страсть хороша только для книг и кино, потому что там всё обычно хорошо заканчивается. И даже если заканчивается плохо, ничего страшного в реальной жизни не происходит. А человек, так или иначе, всегда стремится к комфорту.
— Думаешь? — игриво усмехнулся Тони.
— Уверена, — ответила я ему в тон.
— То есть ты начала писать книги, чтобы развлечь скучающих в тепле и уюте домохозяек?
— Не будь ты за рулём, я бы тебя сейчас стукнула.
Он рассмеялся ещё громче прежнего:
— А вот она и есть — затаённая страсть собственной персоной!
— Тони, лучше следи за дорогой.
Я окончательно рассердилась на то, что моему собеседнику приносило истинное удовольствие вступать со мной в споры, чувствуя, что я сержусь и стараюсь как можно скорее ретироваться.
Однако мы заговаривали снова и снова, а я снова и снова негодовала, терялась, искала возможность выровнять это общение или хотя бы ответить себе на вопрос «Почему я тут?».
Почему не выкинула чёрную визитку, которую Тони всё-таки ухитрился подбросить мне в карман. Ведь я могла легко порвать на клочки единственную связующую ниточку с мужчиной, чьё появление так взбудоражило меня. Могла ограничиться первым и последним звонком, когда не услышала ничего определённого о возможности издать мои книги. Могла уйти вчера со встречи и больше не давать о себе знать.
Однако выходит, что я не только спровоцировала новый виток общения, я фактически доверилась незнакомому человеку, с которым теперь сижу в одной машине и еду за пятьсот километров неизвестно зачем. При этом, вынуждена признать, я тоже испытывала иррациональное удовольствие от этого путешествия и даже от шутливых перепалок, где чаще всего оказывалась слабой стороной.
Мы прибыли в гости к Сергею Пестову, который заведовал небольшим книжным издательством. Оказалось, Тони часто его навещал и в прошлую субботу также был тут. Вместе они организовали что-то вроде сети для распространения товара, а Тони выступал связующим звеном со столицей.
Их взаимоотношения развились уже в достаточной степени, чтобы порекомендовать нового, ещё неиздававшегося автора. Но, несмотря на это, Пестов лишь делал вид, что крайне рад моему появлению. Он расшаркался перед Тони и преувеличенно вежливо принял меня.
Мы сидели в каком-то безобразно провинциальном ресторане, где полумрак создавали бордово-красные портьеры, подбитые в нижней части полотна десятисантиметровой полоской пыли, что не добавляло мне доверия ни к этому месту, ни к этому «парню что надо».
И всё же Тони вёл себя совершенно раскованно, словно знал наперёд, с чем предстоит столкнуться и все возможные пути выхода. Он пил чай с расслабленностью французского аристократа, в то время как Сергей, натянув умную гримасу на своё иссушенное до состояния голого черепа лицо, изучал мой роман. Пестов хмыкал и поминутно поднимал на Тони мутные серые глаза.
— Очень интересно, — выдал он, наконец, осилив десять листов текста. — Илзе, вы давно пишете?
— Сколько себя помню.
— Чувствуется, — наверняка соврал Пестов, примериваясь, как бы так аккуратно отказать, чтобы отказ его не выглядел слишком явным. — Но, знаете, Илзе Янсоне — не только совершенно новое, но и несколько, как бы это сказать, непривычное имя…
— Возьмём псевдоним, — выступил Тони.
Я тут же скривилась, совсем неготовая к такому повороту:
— Псевдоним? Я не хочу печататься под псевдонимом. Как ты меня хочешь обозвать? Люся Прилежная? Маша Распутина?
— Нет, — почти не обратив внимания на мой сарказм, отозвался Тони. — Напишем кратко — Лиз.
— Лиз… — примерил новое звучание Сергей. — Лиз Янсоне?.. Да, пожалуй, фамилию тоже следует подредактировать… Как насчёт Янсон?
— Лиз Янсон, — одобрительно кивнул Тони. — Мне нравится. Как Туве Янсон, только Лиз. Фамилия уже на слуху. Дело осталось лишь за именем.
Он посмотрел на меня пронзительно, и мне пришлось сдаться. Сергей снова перебирал листы. Кажется, они всё ещё не нравились ему, но уже чуть меньше.
— Лиз Янсон, Лиз Янсон… — бормотал он, наклоняя голову то вправо, то влево, словно ювелир, готовящийся обработать до блеска природный шершавый камень. — Лиз Янсон — хорошо звучит. А вы что скажете, Илзе?
А что я могла сказать? Что ощущала себя усечённой копией самой себя, мгновенно утратившей национальную индивидуальность, превратившись в усреднённое нечто между давно признанным авторским именем и неприметным, но удобным в произношении именем Лиз?
Гордость призывала меня к праведному гневу, но благоразумие подсказывало, что сейчас не время играть в героя, отстаивающего попранное мнение. В конце концов, реальный шанс напечататься, о котором прозрачно намекал Тони, сверкнул передо мной вполне ощутимо. Однако больше всего грыз меня не столько факт переименования, сколько то, что Тони спланировал этот шаг заранее, не обсудив со мной.
Когда я подписывала первый в своей жизни контракт на роман, у меня тряслись и руки, и ноги. И пальцы холодели от осознания, что теперь мне не только можно писать, потому что я накопила достаточно профессиональных резервов, не только важно писать, потому что это неотъемлемая часть моей натуры, но вдобавок отныне мне нужно писать, потому что на столе у меня перед глазами лежит официальный документ, где чёрным по белому светится дата, к которой я обязана предоставить готовую работу. Контракт означал, что с этого дня я могу смело говорить при встрече малознакомым людям, что являюсь настоящим писателем. Кроме того, он означал, что свободное парение закончилось, а на смену ему пришли обязательства, к которым я была готова не больше, чем к псевдониму.
Я верила и не верила в произошедшее. В то время как Тони объявил это успехом. Он предложил отпраздновать событие. В том же ресторане втроём мы выпили вина. Сергей допытывался о подробностях интриги романа, а и я то ли сознательно, то ли смущённо уходила от его расспросов. Я сделала робкую попытку предложить ему уже готовые произведения, но мне помешал Тони, заявив, что в прямом и переносном смысле нужно начинать с чистого листа.
— Я согласен, — поддержал Пестов. — Работа, которую вы мне показали, вполне приличная. Продолжайте в том же духе. Пока не будем ни на что отвлекаться. Я уже знаю, в какой серии эта книга получит наибольший отклик. Не волнуйтесь, Илзе. Без редактуры в любом случае не обойдётся, но тут легче всего корректировать, так сказать, совсем свежее.
— Это хорошо, что у тебя есть другие вещи, — продолжал Тони, попивая вино с блаженной улыбкой победителя. — Как только достигнешь первого успеха с этой книгой, остальные проглотят запросто.