Просто хрясь, и вдребезги. Так что осколков не соберешь.
Еще вчера я ползала, как вареная муха: день прошел и ладно, не померла и хорошо, а сегодня все с ног на голову. В груди бухает внезапно ожившее сердце, в голове миллион мыслей и, кажется, за спиной пробиваются крылья.
Сын жив…
А я ведь его успела похоронить, свыкнуться с этой мысль, смириться. Разве что по ночам иногда снился детский смех и призрачный голос, жалобно повторяющий «мама».
Нет таких слов, чтобы описать те чувства, которые меня душили. Это даже не радость, не облегчение, это будто ты заново родилась, вышла из огня и вдохнула полной грудью.
Я не могла на него насмотреться. Все трогала, гладила по волосикам, обнимала, держала за маленькие ручки, бесконечно восхищаясь хрупкими пальчиками. До одури страшно было, что, если отвернусь, отпущу, да просто моргну — он исчезнет. И вместе с ним снова погаснет желание жить. Он был похож на Кирилла — те же голубые глаза и светлые волосы, и в тоже время было что-то неуловимое от старшего Барханова.
Артур…
Никогда еще я так остро не ощущала его присутствие. Столько противоречивых эмоций в отношении одного мужчины. Они захлестывали, душили, доводили до исступления.
Я не врала, когда говорила, что ненавижу его. Еще как ненавижу! Аж зубы сводит! Хочется придушить, сделать настолько больно, насколько это вообще возможно. Разорвать, разбить, растоптать, как он сделал это со мной, лишив самого ценного.
Но он прав. Мне не по силам с ним тягаться. Он лев, у которого весь мир в когтях, а я слабый заяц. Пусть отпустит сам, по-хорошему. Он просто обязан это сделать. После всего, что натворил его драгоценный брат. Хорошо хоть Барханову хватило силы духа признаться, что налажал. Так себе оправдание, но теперь, когда он перестал считать меня предательницей, у меня с плеч гора свалилась.
А еще я была ему благодарна, за то, что маленького Ваньку вытягивал. Заботился о нем, бегал с ним по больницам, любил. Именно любовь я видела в его взгляде, обращенном на моего сына. Любовь и раскаяние…
Наверное, я слишком понимающая и мягкая. Наверное, меня легко сломать и прогнуть под себя. Поэтому я хочу уехать. В идеале — на другую планету, а на крайний случай — хотя бы на другой конец города. Начнем с Ванькой новую жизнь, вдали от прошлого.
Мы столько времени потеряли…об этом даже думать страшно. Возможно, когда-нибудь потом, спустя время, я смогу вспоминать об этом без содрогания, без злости и слез, но сейчас мне не хочется жаловаться, стонать, убиваться. Я благодарна судьбе за то, что она мне вернула ребенка. Сейчас моя радость во сто крат сильнее горечи, притаившейся в укромных уголках сердца.
Артур был молчалив, не лез ко мне с болезненными разговорами, не трогал, понимая, что ничего хорошего из разговоров сейчас не выйдет. Да и какие могут быть разговоры, если ты отнял ребенка у матери? Это что же такого ему наплел ублюдок Кирилл, если старший брат после его смерти превратился в безжалостного зверя? Пожалуй, я не хочу этого знать. Кир всегда был талантливым актером и хитрым манипулятором, который годами обводил братьев вокруг пальцев и смеялся над их чувствами
Хорошо, что он погиб. Плохо, что кошмар с его смертью не закончился.
Мы все стали жертвами его происков.
Этот вечер навсегда отпечатался в моей памяти. Вечер знакомства с собственным сыном, спустя год после рождения. Врагу такого не пожелаешь. Больно. Но в то же время я никогда в жизни не была счастливее.
Когда малыш устал, я уложила его спать в маленькую кроватку, а сама устроилась на диванчике рядом, напрочь отказавшись возвращаться в ту холодную, безликую комнату, которую мне изначально выделил Барханов. Сквозь сон мне чудились чьи-то шаги и пронзительный взгляд, неотрывно следящий за мной.
Утро началось с неожиданного визита. Не скажу, что приятного.
В гости пожаловал второй Барханов. Вот уж кого не хотелось видеть, так это его. Жесткий мужик, гораздо жестче Артура, настолько, что от одного его взгляда хотелось вытянуться по струнке. Сейчас мне эта жесткость была не нужна. У меня нет желания понравиться ему, получить одобрение, прощение или еще чего-то. Я просто хочу жить, и желательно подальше от этого персонажа.
— Здравствуй, Вероника, — произнес он, сдержано улыбаясь.
Надо же. Теперь я достойна его улыбок? Пусть подавится ими.
— Доброе утро! — я кивнула и отвернулась к Ваньке, который с упоением грыз кусок булки.
— Привет, парень, — мужчина протянул руку племяннику, и тот с радостью по ней хлопнул, признавая родственника. Почему-то в этот момент, я испытала такой лютый приступ ненависти, что еле держалась — очень хотелось схватить стул и огреть им Демида по загривку.