Новая правда о моей семье не укладывалась в мысли. Я примеряла ее с разных сторон, вспоминала тихую грусть матери и не могла сказать ни слова.
— Александр — сложный человек. Но если он твой человек, то бери целиком, чтобы потом не жалеть. Таким, как он, трудно приходится. В жизни ведь можно притвориться, а в любви — никак. Любовь сдирает с него морок, и он стоит перед тобой голышом. Слабый он рядом с тобой, вот и нервничает, зубы показывает, ногами топает. Успокой его, смирного зверя легче приручить. Прими его таким как есть и больше не жалуйся и не поминай прошлое. Или оставь, пусть дальше играется. Только смотри, чтоб не пожалела, как твоя мать. А осуждать не надо. Судьба заметит такой грех, и сразу сама вляпаешься.
В 20:15 вечера я вошла в Гранд-отель. Опоздала не по традиционному женскому праву, а из-за затора на дорогах. Не успела постучаться в номер, как дверь открылась. Александр шагнул в коридор, держа в руках телефон.
При виде меня его лицо расслабилось, раскрываясь в улыбку.
— Пришла? А я к тебе собрался.
— Я отправила тебе сообщение, что сижу в пробке.
— У меня новый телефон.
Мы стояли на пороге, глядя друг другу в глаза.
— Я пришла поговорить.
С влажными волосами, усталый, домашний, он улыбнулся и шагнул ближе.
— А я шел извиниться. Я немного психанул и перегнул палку, прости меня. Так давно тебя не видел, что хочу сразу заграбастать себе.
— Все в твоем обычном стиле.
— Ты даже не представляешь, насколько это утомительно — быть мной! — усмехнулся. — Я просто очень соскучился и хочу всего и сразу. Простишь меня?
— За искренность чувств не извиняются.
— Тогда… я больше тебя не отпущу.
— Я пришла поговорить.
— И поговорим тоже. Аленькая, я не стану на тебя давить, но будь со мной, ладно? Выдвини мне условия, любые, и я постараюсь. Посмотри на меня! — попросил, склоняясь к моим губам. — Что ты видишь?
Улыбаясь, подаюсь ближе и провожу щекой по его подбородку.
— Что ты слишком смазливый.
— Я что?.. — возмущается, но я затыкаю его поцелуем. Будто не пила ни глотка долгую бесконечность, и вот оно спасение. Целую его, скрываюсь в любимых объятиях. Мой он, понимаете? Будет кусаться — перевоспитаю. Командовать будем вместе или по очереди, но об этом он узнает позже. Александр — мужчина, существо нежное, иллюзии ему на пользу. Пусть верит, что он — главный.
— Пойдем, поговорим! — говорю, на секунду отрываясь от его губ.
— Я сейчас не очень настроен… говорить. Сначала надо как следует поздороваться.
Одной рукой обхватывает меня за талию и затаскивает в номер, другой закрывает дверь и запирает на замок и цепочку.
Ставит меня на пол и сразу обнимает совсем по-другому. Так жадно, словно вот-вот отнимут. Срывает пояс с платья, тот повисает на дверной ручке. Я тоже не отстаю. Сдираю с него рубашку, а он рвет пуговицы платья. Руки путаются, туфли мешаются под ногами, но мы справляемся. Падаем на кровать — и Александр сразу на мне. Бедра дрожат от неотложности. Языки сплелись, и во рту сладко, это вкус его улыбки.
Александр останавливается. Застывает в момент, когда я не могу терпеть и толкаю его в себя.
— Скучала? — спрашивает, щекоча шепотом губы.
— Очень.
— И я очень.
Дразнит меня, скользит пальцами вокруг одной точки, закручивая мое желание тугой пружиной.
— Прошу тебя… сейчас…
А он спрашивает на полном серьезе:
— Ничего, что я такой смазливый?
Вот же, зараза! В такой момент!
— Ничего, не беспокойся! — отвечаю сквозь туман желания. — Я наброшу тебе что-нибудь на лицо.
Он нависает надо мной, посмеивается. А потом входит — и больше не смеется. Мышцы дрожат, у него и у меня, мы как два ненастроенных камертона. Так стремились друг к другу, что теперь не можем найти унисон. А потом находим, с громким стоном высвобождения для обоих.
— Здравствуй!
— Да, считай поздоровались.
Александр садится на постели и снимает презерватив. Пришлось использовать защиту, так как я решила больше не пить таблетки.
— Ты уверена, что не беременна после того раза в лесу?
— Уверена. Сколько времени уже прошло.
— А жаль. Я так надеялся, что приеду, а ты уже…
— О-о-очень интересно, что «уже»? Вырастила сына и отправила его в Оксфорд?