Александр поморщился. О сексе думать не хотелось, и без этих мыслей настрой не рабочий. Пора выбросить русскую девицу из головы, ведь он наказал ее, жестоко наказал, сам от себя не ожидал такого. Он, конечно, не без греха, много чего натворил на пару с Лоренсом, но чтобы наказывать собой, это впервые. Он сделал так, чтобы Алена поверила в страсть, чтобы отдалась ей, а потом втоптал ее в ковер.
Чтобы потом, выгнав ее из кабинета, полуголую и шокированную, морщиться от камня в желудке. Разрываться надвое, ненавидя себя за то, что сделал, за то, что упал так низко, и одновременно жаждая подтверждений, что ей больно. Что она разрушена, втоптана в грязь.
Это ж до чего надо дойти, чтобы вытворить такое?
Да еще полностью потерять контроль. Чтобы ярость пузырилась, шипела, заглушая разум, чтобы звереть от каждого восторженного, доверчивого слова и мстить…
И за что мстить? За то, что сам попался? За то, что не послушался инстинктов, что подпустил Алену к себе, что попался так глупо и так постыдно?
За то, что выглядит идиотом перед самим собой.
Враги смеются над ним, он стал посмешищем. Они хотели предупредить его, но придавили по полной, не смогли упустить шанс, упавший прямо в руки.
А все потому, что он не послушался инстинктов.
Гранд ненавидел себя за слабость, и стажерка стала частью этой ненависти, ее корнем и вдохновением.
Он отомстил ей всем телом, скомкал, схватил зубами за лопатку, рвал нежную кожу. Знал же, что Алена не подозревает о его мести. Наивная, она посчитала это страстью, и от этого он чуть не кончил в самом начале, еле сдержался. Только вошел в нее, как сорвало крышу. Разум захлопнулся.
Так и не очнулся до конца, никогда не случалось такого. Как красный туман перед глазами. А ведь давно не мальчик, вырос, нарастил себе эго и решил, что он выше слепой похоти.
И вот…
Животная месть.
Гранд узнал, когда Алена придет на работу, опустился и до этого. Оставил двери открытыми и ждал, когда она пройдет мимо, но она не повернула голову.
Он хотел снова ее наказать. За свою собственную ошибку. За то, что Алена заставила его усомниться в себе.
Он позвал ее, хотя и не должен был этого делать. Хотя и не собирался.
Он хотел увидеть, сломалась ли она. Как отреагирует на него. Поступит ли так, как другие в ее положении: расплачется и станет умолять.
Он хотел ее падения, ее жалкой мольбы.
Раздавленная на его ковре, она бы выглядела прекрасно. Тогда бы Гранд почувствовал себя отмщенным, переступил через нее и снова вышвырнул из кабинета. Тогда бы он смог забыть, что Алена Серова сделала его слабым.
Тогда бы он больше о ней не думал.
Александр вдруг осознал, что у него каменная эрекция, и в недоумении посмотрел на брюки.
Больше всего Гранда возбуждала власть. Контроль над ситуациями, над женщинами и над жизнью в целом. Но он к этому привык, иначе бы постоянно разгуливал по Лондону со стояком. Он умел контролировать эмоции и принимал решения исходя из здравого смысла, а не шевеления в штанах.
Всегда, но не в этот раз.
А сейчас, что странно, его завела не собственная власть над девчонкой, а ее реакция. То, как она гордо вышла из приемной, словно не ее жизнь только что раскололась на части. Хотелось крикнуть ей вслед: — Врешь! У тебя ничего не осталось! Тебе конец!
Но Гранд предчувствовал, что даже после таких слов она не рухнет на коричневый ковер директорского офиса и не станет умолять о пощаде.
Александр Гранд никогда не знал ярости разрушительнее и горячее. И неразумнее тоже.
Нездоровое, неуместное чувство, он не мог найти его корней, не знал, как с ним справиться.
Алена Серова не стоила ненависти, слишком много чести! Но вытряхнуть ее из мыслей не удалось, и она стала частью ярости, кипящей внутри.
Александр Гранд ненавидел свою слабость.
Он опустил взгляд и какое-то время смотрел на член, словно вел с ним переговоры. Потом отвернулся к окну, глядя на черные скелеты деревьев, побитых ледяными дождями.
Он пытался понять, кто кого разрушил, пытался определить баланс силы между ним и маленькой русской. Но так и не смог.
Ничего страшного, он все исправит. От Алены Серовой не останется ничего. Пустое место. Репутация со штампом промышленного шпионажа. Карьера, которой не будет никогда.
Тогда он сможет успокоиться, притвориться, что ее нет. Забыть, что, захлопывая дверь его приемной, Алена выглядела намного более цельной и сильной, чем он сам.
Что у него осталось?
Популярность, от которой его тошнит?