Дмитрий Алексеевич вышел. Я задумался, пытаясь определить причины неутихающей тревоги: нервы никуда, телефонный звонок чуть не вывел из равновесия. А тогда за окном, может быть, шел снег, они сидели в том углу, где сейчас пустой мольберт: Любовь Андреевна и две дочки. Чувствовала ли она, что ее девочек, ее красавиц, окружает опасность? Уверен, что да. Наверное, она знала, что недолго ей уже заботиться и любоваться на них. «Память будет дочкам» — «Любовь вечерняя». Белые одежды, золотая сеть. Анюта в голубом (зеленое в предгрозовой зелени! Боже мой! Что она скрывает? Что связывает ее с убийцей? Жалость?.. Ладно, это потом). Маруся в той самой пунцовой шали, в которой она играла Наташу Ростову и которая истлевает теперь где-нибудь в сырой земле. Трое мужчин — художник за мольбертом, актер и математик. Сидели, должно быть, в креслах, курили, наблюдали. Среди них кто-то… неправдоподобно живой паучок в белых бутонах. Юный Вертер подарил Наташе Ростовой белый букет, она поцеловала его. Все это он от меня скрыл. А позже, осенью, вдруг увидел портрет. «Я вообще на него не смотрел. Там Маруся в чем-то красном… неприятно». Спортивного Петю, взлетающего по ржавой лестнице, представить…
— А вот и чай!
Дмитрий Алексеевич возник с чайником и фарфоровым чайничком, взял с полки чашки, сахар и мед. Душистый парок поплыл по комнате, и вновь зазвонил телефон. Художник поднял трубку, повторилось давешнее.
— Однако действует на нервы, Дмитрий Алексеевич! Проверю-ка я, что там поделывают наши клиенты.
Бориса и Пети дома не было. Актер откликнулся:
— Иван Арсеньевич! Вы опять в Москве?
— Мы с Дмитрием Алексеевичем у него в мастерской.
— Это очень кстати. Я хочу забрать своего «Паучка». Боюсь, он следующая жертва.
Я передал трубку художнику со словами «Пусть приедет», он послушал и сказал сухо:
— Приезжай и забирай. Мне твой «Паучок» надоел… Да и Ника надоел, — проворчал он, усаживаясь. — Сумели вы, Иван Арсеньевич, заразить меня подозрениями.
Час спустя актер появился; тихая, доверчивая атмосфера сразу изменилась: шум, блеск, «ужимки и прыжки». Я был настроен недоброжелательно.
— Иван Арсеньевич, — сказал Ника, принимаясь за чай, — вам ни о чем не говорит такое название — «царские кудри»?
— Цветок?
— Совершенно верно. Наши отечественные полевые лилии. Испокон веков, оказывается, процветали в средней полосе. Возможно, в каком-нибудь потаенном месте еще остались. Цветы крупные, на длинных стеблях, метра полтора высотой.
— А окраска?
— Довольно зловещая: грязно-пурпурными темными пятнами. Мить, не помнишь, росли такие на даче Черкасских?
— По-моему, нет… Пурпурные, полтора метра… Нет, я б запомнил.
— Нет, — с удовлетворением повторил Ника. — Так я и думал. Доктор говорит не о цветочках. Иван Арсеньевич, надо копать с погреба. Доктор в погребе — концовка и тайна этой истории.
— Это концовка, — подтвердил я, внимательно наблюдая за актером. — А начало: Наташа Ростова на школьной сцене.
— Не вижу связи.
— Убийца, наверное, видит.
— Но я же не убийца, — Ника засмеялся. — Он охотится за нашим художником. Напрасно. Я бы на его месте занялся юношей на крылечке. Он ведь свидетель, а? Ну, будьте откровенны, сыщик, здесь все свои.
— И как бы вы занялись этим юношей?
— Будь я убийцей, — вкрадчиво и сладострастно начал актер, — я бы прежде всего узнал его телефон, позвонил и, изменив голос, поинтересовался, что тот видел и слышал в день убийства на даче Черкасских.
— А если б тот отказался ответить?
Ника пожал плечами:
— Тогда остается один выход — убрать свидетеля. Так ведь следует по законам жанра? — Помолчал и добавил мечтательно. — Неплохое название для детективного романа — «Смерть свидетеля».
— Банально. И вообще, Николай Ильич, вы бы этого не сделали. Кто б там ни был этот свидетель — его сведения имеются у сыщика.
— Прекрасная идея. Убирается сыщик с блокнотом. Свидетель — и так, судя по всему, великий молчальник — умолкнет навсегда. Иван Арсеньевич, берегитесь! Серьезно предупреждаю.
— Спасибо. А связь между сценой и погребом вот какая. Кто-то увлекся Наташей Ростовой, а поплатилась за это не только она, но и ее мать и отец.
— Так вы полагаете, на спектакле…
— Полагаю. Объясните, от кого вы узнали, что Маруся будет позировать Дмитрию Алексеевичу?
— От него, от кого же. Мить, я ведь от тебя узнал?
— Не от меня.
— Разве?.. От тебя, от тебя. Ты забыл.
— Я ничего не забыл.