— Анюта, — спросил я, подходя к чайному столу, — когда вы в последний раз были в погребе?
— В прошлом году, летом. А что?
— Дмитрий Алексеевич, а вы?
— Три года не заглядывал и не имею ни малейшего желания.
— Придется заглянуть.
Он стремительно поднялся, Анюта метнулась следом, я схватил ее за руку.
— Ни с места!
— Да что такое?!
Дмитрий Алексеевич бросился к дому, Вертер сидел ни жив ни мертв, Анюта отчаянно пыталась вырваться.
— Да как вы смеете?
— Смею!
Свободной рукой она хотела разжать мои пальцы, тогда я исхитрился, перехватил обе ее руки и сжал как в тисках. Она вскрикнула, я ослабил хватку и прошептал жарко, близко, прямо ей в лицо:
— О чем вы разговаривали с Дмитрием Алексеевичем третьего июля в воскресенье перед гибелью Маруси… вон там! возле куста жасмина! О чем?
— Вы бредите!
— О чем? Ну?
Она явно испугалась и начала тоже шепотом:
— Мы говорили… Да отпустите же меня!
— Не отпущу!.. О чем? Дословно помните? Только не ври — у меня есть свидетель!
— Мы говорили… Митя сказал: «Все как прошлым летом, да?» Я ответила… Да не сжимайте руки, мне больно!.. Я ответила что-то вроде: «Все да не все. Я ошиблась, прости. Прошлым летом мне на минуту показалось, что только с тобой я себя чувствую настоящей женщиной». Он сказал: «Люлю, нам необходимо встретиться». Я отказалась, он настаивал: «Я буду ждать тебя в среду вечером» — и отошел. Все. Вы довольны?
— Очень.
Я увидел художника и отпустил ее. Он медленно, с каким-то потерянным лицом шел к нам, держа в руках свою аллегорию. Подошел, устало опустился, упал на лавку и сказал с дрожащей улыбкой:
— Вот, Анюта, видишь? Нашел в погребе наш портрет.
Она вырвала доску у него, вгляделась и воскликнула:
— В погребе? Ты нашел в погребе?
— Анюта, — я из последних сил наблюдал за ней, — у Бориса остался ключ от дачи, так ведь?
— При чем тут Борис!
— Остался или нет?
— Остался, но он тут ни при чем. Я знаю, кто это сделал!.. Я помню, как три года назад он на нее смотрел на сеансах…
— Кто?
— Актер — этот подонок, кто ж еще!
— Анюта, не выдумывай! — вмешался Дмитрий Алексеевич. — Как Ника мог попасть в погреб?
— Я сама его впустила.
— Вы? Каким образом?
— Он явился сюда со своей черной сумкой. У каждого по сумке — оригинально, да? Как раз поместится «Любовь вечерняя». Любовь в сумке. Нет, я умру со смеху! Он сказал, что хочет осмотреть место, где папа… а!.. где папа тогда ночью с ума сошел. «Я хочу попытаться войти в его психологическое состояние». Психолог! По системе Станиславского! И попросил вам об этом не рассказывать: великий сыщик якобы будет недоволен, что вмешиваются в следствие.
— Когда все это происходило?
— В прошлую субботу, когда вы его в больницу на допрос вызывали.
В ту самую субботу! Понятно, понятней некуда! Вот теперь круг действительно замкнулся. Что делать? Я не мог поставить последнюю точку, я боялся. Нет, есть что-то пострашнее погреба и сырой земли. Я окинул безнадежным взглядом обращенные ко мне взволнованные лица, махнул рукой в отчаянии и побрел к дыре в заборе. К черту! Я не сыщик, пусть живут, как хотят, пускай корчатся в собственном аду! Постоял, упершись взглядом в посеревшие мирные дачные доски, услышал голос за спиной:
— Иван Арсеньевич, что с вами? Я могу вам чем-нибудь помочь?
Обернулся, вгляделся в юное открытое лицо: страх, но и надежда. А ведь есть еще и надежда!
— Что будем делать, мальчик? Разоблачать?
— Я не знаю, — Петя беспомощно пожал плечами. — Я как вы. Я вам верю, больше никому.
— Это ты зря. Но вообще правильно, надо ведь и верить;— я вдруг словно очнулся. — И чего это я панику преждевременно поднял, а? Ведь видимость может обмануть, правда?
— Правда. Со мной так и было. Но вы же мне поверили?
— Да, пошли. Я хочу выяснить и убедиться, что я не прав. Факты фактами, но должно же быть что-то и выше — что я чувствую, несмотря ни на что!
Дмитрий Алексеевич и Анюта молча стояли на лужайке, меж ними на столе лежала аллегория. Я заговорил:
— Анюта, помните, в пятницу, после того как клумбу копали, вы пришли к отцу в больницу?
— Помню.
— Помните наш разговор?
— Ну?
— А концовку? Я сказал вам: «До завтра?» Вы ответили: «Завтра я на весь день еду в Москву». Помните?