иллюзия. Она не понимала, чем вызвана столь радикальная перемена, чем вызван этот
затаённый гнев и жестокая обида. Едва сморщив нос, она вышла из кабинета, и при каждом
шаге в сердце саднило.
В пятницу утром она проснулась с искушением не идти в офис, но это было бы
равносильно тому, чтобы спрятаться, а она не была трусихой. Николас продолжил
игнорировать её, будто она была сделана из стекла. Грейс была напряжена, плечи болели от
страха, и каждый миг она жила в ожидании новой смены курса. Она испытывала безумное
искушение убежать, избежать его. Лоредана смотрела на неё, пытаясь, видимо, понять
настроение коллеги. Грейс огрызалась по малейшему поводу и терзала ноготь большого
пальца.
В пять часов она объявила, что уходит. Достигнув невыносимого уровня беспокойства, Грейс схватила свою сумку и ушла, даже не попрощавшись с Д'Амброзио. «Это бегство,» —
подумала она, медленно закрывая за собой дверь и торопливо спускаясь по лестнице, а затем
почти побежала по тротуару. Она запрыгнула в машину так, словно за ней по пятам неслась
свора голодных собак, включила первую передачу и поехала в сторону Фламиниа. В этом
отступлении или, скорее, поражении она почти ожидала, что Николас побежит за ней, чтобы
извиниться, объясниться. Она надеялась, строя иллюзии, а потом напомнила себе, сердито
стуча кулаком по рулю, что пообещала (задолго до того, как рассталась с Ральфом), больше
никогда не обманывать себя.
Она включила на полную мощность радио, надеясь, что музыка заполнит разум, избавив от всех мыслей. Под грустные, пронзительные ноты песни Nirvana «Something In The Way», Грейс вновь пережила пятницу предыдущей недели, сексуальное напряжение между
ней и Николасом, молчаливую мольбу в глазах, когда их взгляды пересекались, а затем и
дорогу домой, так отличавшуюся от той, что проделывала сейчас. Грейс ощутила, как в ней
что-то трескается и расширяется. Словно чёрная дыра заполняет всё внутри, и поднимаясь к
горлу, разъедает его стенки. Эмоции взяли верх, в считаные секунды она обнаружила, что
плачет так, как не плакала уже много лет.
Ей пришлось свернуть в первый карман на дороге. Грейс оставила двигатель
включённым и откинулась на сиденье, пока рыдания разрывали грудь. Она дала волю слезам, а успокоившись, достала из сумочки бумажный носовой платок, чтобы стереть со щёк потёки
туши. «Выгляжу как проститутка,» — сказала себе глядя в зеркало, и если она не поторопится
уехать, то некоторые автомобилисты тоже так подумают. Грейс подняла взгляд и ахнула, встретившись с заинтригованным взглядом чернокожей женщины. Та сидела, широко
раздвинув ноги на деревянном ящике, превращённом в стул. На ней были выцветшие шорты, оставляющие мало места для воображения, и белый бюстгальтер, выделявшийся на фоне
эбеновой кожи. Грейс с грустью вдохнула, женщина поприветствовала её кивком головы. Она
почувствовала себя близкой незнакомке, а может быть, просто менее одинокой и более
удачливой. В голове промелькнула мысль спросить, не хочет ли женщина последовать за ней, уйти с дороги, но потом Грейс назвала себя идиоткой.
Помахав на прощанье рукой, Грейс поехала домой.
Эта короткая, яростная истерика выбила её из колеи, но онемение, похожее на
отступающую боль, успокоило её. Она сказала себе, что такая реакция вызвана накопленным
напряжением, и, придя домой, позволила себе принять долгий горячий душ. Надела на
раскрасневшуюся и разгорячённую кожу очень большой свитер, приготовила расслабляющий
травяной чай, а потом взяла мобильный телефон.
Грейс обнаружила несколько звонков от Елены и сообщение, мигающее на чёрном
фоне экрана. Бабушка любила повторять, что Грейс родилась с даром предвидения, но она
относилась к этому утверждению как к причудливым бредням пожилой женщины, давно
вступившей на извилистый путь старости. И всё же в этот момент Грейс почувствовала, как
от волнения скрутило желудок.
Она открыла сообщение и быстро прочитала несколько слов двоюродной сестры.
Сегодня иду на свидание с парнем. Ты никогда не догадаешься, кто это.
Грейс рухнула на диван, включила на телефоне бесшумный режим и взяла стоящий на
столе травяной чай. Подула на клубящийся пар, выпила, надеясь, что тепло разгонит
мучивший её холод. Вечерние тени удлинились, рисуя на полу мрачные арабески.
Грейс включила свет и опустила москитную сетку.
Телефон завибрировал, и она отвлеклась от закрепления сетки на оконной раме.
Телефон завибрировал снова, и она вздрогнула, а повернувшись, увидела, как гаджет
слегка покачивается на столешнице.
Из-за чего можно было так расстроиться, что не хотелось проверять? Она решительно
подошла к телефону, взяла в руки, открыла сообщение и уставилась на фотографию, которую
прислала Елена.
Двоюродная сестра стояла в первом ряду и подмигивала, держа телефон в вытянутой
руке. Её окружала группа людей, которых Грейс не сразу узнала. Среди них были две
довольно яркие женщины, которые вызывающе смотрели в камеру, и два друга Николаса. Все
эти, обращённые к Грейс взгляды, казалось, насмехались над ней. Наконец, на заднем плане
она заметила его. Женская рука, тонкая и властная, лежала на его груди, а голова девушки
покоилась у него на плече. Среди этих улыбающихся лиц мрачное, непостижимое выражение
лица Николаса выделялось, как чёрный бриллиант среди цветных камней, и, казалось, говорило: «Послушай, я заставил тебя почувствовать себя особенной на несколько часов, но
это не значит, что ты и правда такая».
«Молодец,» — подумала Грейс.
Фотографию сопровождало сообщение от Елены.
Где ты, бля, находишься? Несколько часов, как пытаюсь дозвониться до тебя.
Кристиан пригласил меня на свидание, разве это не мило? Подумай, какой сюрприз —
встретить твоего начальника, хахаха. Блондинка мерзкая, она выглядит такой
счастливой, будто только что убили её кошку. Я тебе завтра всё расскажу. Целую.
Предаваться жалости к себе было легко. Легко и удобно, даже приятно. Ральф говорил
ей, что жалеть себя — это всё равно что нанести себе рану и выпустить немного крови, чтобы
заглушить боль.
Этой ночью Грейс глубоко вонзила нож.
Она могла спрятаться за книгами, за модной одеждой и искусным макияжем. Она
могла прятаться за уверенностью в себе, которой не обладала, но она всегда оставалась
запасным вариантом, вторым выбором.
Для отца, который обожал любовниц.
Для любовника, который ставил жену на первое место.
Для мужчины, который предпочитал любую другую женщину ради одной ночи секса.
Глава 11
В последнее время Николасу снился один и тот же сон. Он голый бежит по лугу. Сон
был реалистичный. Николас чувствовал траву под ногами, воздух на коже, а голову припекало
солнце. Потом неожиданно всё менялось: воздух становился холодным, огромные чёрные
тучи заслоняли солнце, и ноги переставали его слушаться. Николас знал, — в конце поляны
есть расщелина, и это знание пугало до пота. Расщелина казалась ему чёрной раной в земле, тёмной и коварной пещерой. В этот момент он всегда ускорялся, ведь для того чтобы
перепрыгнуть через пропасть, ему нужен был хороший толчок. Несмотря на все усилия, каждый раз, когда он делал рывок, противоположный берег отъезжал в сторону, расширяя
разлом. Николас падал, хаотично взмахивая руками и ногами. На этом он просыпался, так и
не узнав, что находится на дне ущелья, и достаточно ли оно глубокое, чтобы убить.
Если бы он хотел применить элементарную психологию, то связал бы этот сон с
появлением в своей жизни Грейс. Но Николас не был аналитиком, и Грейс была не так уж
важна. Последние пять дней он повторял это про себя, удерживая её на расстоянии, наслаждаясь тем, как унижает на глазах у других, вызывая в её глазах боль, которую она не
успевала скрыть.
Николас вспоминал об этом вечером пятницы, решив хорошо провести время, чего не
делал уже давно.
Было немного заведений, способных противостоять мимолетной моде, но
«Земляничный лес» мог похвастаться рекордом самой долговечной и элегантной дискотеки в
Риме. Николас часто посещал это место в течение многих лет, считая благодатным для охоты.
Здесь царила элегантная, но простая атмосфера со средиземноморскими нотками благодаря
огромным корабельным соснам, создающим ароматный полог.
«Грейс бы понравилось».
Такой была первая мысль, когда он вошёл в большой сад вместе со своими друзьями и
девушкой, с которой его познакомил Стефано несколько недель назад. Её звали Франческа, она была родом из Турина. Её оригинальный акцент загрязнял римский говор, превращая в
смешное нагромождение звуков, всё усугублялось нескладным голосом, диссонируя с
необычной красотой (с некоторым косметическим вмешательством, по крайней мере, судя по
подозрительно припухшей верхней губе).
— Ты когда-нибудь была в «Земляничном лесу»?
— Нет, это первый раз. Очень красиво, и стадион видно! — проговорила она с
чрезмерной и раздражающей высокопарностью. Вытянув руку, Франческа указала на
железное сооружение, мелькавшее между стволами деревьев, увитых плющом.
Николас подавил зевок и стал искать Стефано и его спутницу в толпе у бара. Осмотрев
всё пространство рядом с деревянной барной стойкой, он заметил их в зоне отдыха.
— Пойдём выпьем, — предложил он и повёл Франческу к возвышению, где были
разбросаны маленькие столики в окружении плетёных диванов с белыми подушками.
Она вцепилась в его руку, прижимаясь твёрдой грудью, и завизжала от чрезмерного
энтузиазма. Николас был полон решимости завершить этот вечер великолепным сексом, но
подозревал, что добиться успеха в этом деле ему будет нелегко. Он не испытывал желания
затащить Франческу в постель, а при отсутствии желания мужчина похож на машину без
бензина — никогда не заведётся. В последнее время Николас во многом стал сомневаться, а в
прошлую пятницу его упорядоченный мир был разрушен, перевёрнут с ног на голову глазами
оленёнка.
Он жестом пригласил Стефано присоединиться к ним. Девушки сели рядом и стали
болтать, исподтишка поглядывая на парней.
Николас сунул руки в карманы, повернулся к ним спиной, чтобы скрыть скуку, охватившую его с тех пор, как сегодня вечером он решил выйти.
— Франческа — классная киска, — воскликнул Стефано, дружески подталкивая его в
плечо.
Подобные приколы, которым парни когда-то потворствовали, в этот момент
раздражали, но Николас всё равно ответил другу, потому что в этот вечер он играл роль и был
полон решимости выкинуть Грейс из головы, ведь она ясно дала понять, что между ними был
просто секс.
Его охватил тот же глухой гнев, который он испытал в офисе, когда Грейс сказала ему
прощальные слова.
« Это должна была быть одна ночь, она превратилась в выходные, но на этом всё и
закончилось».
Гнев и разочарование. Николас вспомнил, каким шумом в голове отозвалось это
язвительное, почти бесповоротное заявление. В его планы не входило разрывать отношения с
Грейс, но было очевидно, что она считает иначе. Николас поддержал решение Грейс, потому
что в тот момент оказался перед стеной и не нашёл в себе ни сил, ни желания для её
преодоления.
— А с кем придёт Кристиан? — сменил он тему, так как Франческа позвала его своим
высоким голосом, от которого появилась дрожь отвращения. Он определённо не собирался с
ней в постель.
Когда Николас повернулся к ней, чтобы послушать, что она скажет, Стефано ответил.
— С Еленой, двоюродной сестрой твоей коллеги.
Николас напрягся, в ушах у него зашумело.
— Милый, принеси мне, пожалуйста, «Спритц».
Этот милый донеслось до него издалека, Николас слишком сосредоточенно
переваривал новость о встрече с Еленой и, возможно, Грейс.
— Она придёт одна?
— Только не говори мне, что ты ещё не трахнул её!
Им даже не нужно было называть имя, парни поняли друг друга и без упоминания того
вечера на Тибре.
— Не говори о ней так, — прошипел Николас, надвигаясь угрожающе.
Стефано невозмутимо ухмыльнулся.
— Чёрт, да ты влюбился!