— Потому что для меня ты никогда не был просто сексом. Но не спрашивай, подробностей, — я не знаю, как ответить.
Это была правда. Грейс не могла ему объяснить, что она чувствует: любовь, привязанность или послеоргазменное похмелье. Это была смесь ощущений, огня и холода, пустоты и наполненности, счастья и меланхолии.
Похоже, ответ удовлетворил Николаса. Он взял её за руку, погладил большим пальцем костяшки пальцев.
— Тогда расскажите мне о себе. Почему женщина из такой семьи работает секретарём?
Его прикосновение расслабило Грейс. Она почувствовала, как отяжелели веки, плечи опустились.
— Это не совсем работа. Больше похоже на… исследование, — заметив замешательство Николаса, поспешила объяснить. — Мне нужно изучить будни секретаря. Поэтому в офисе никто не должен был знать о моём происхождении. Ко мне бы отнеслись предвзято.
Николас притянул Грейс и усадил к себе на колени; она позволила ему это сделать.
Теперь они оказались очень близко. Он погладил её по щеке, притянул и нежно поцеловал в губы в таком интимном и нежном жесте, что Грейс почувствовала, как за грудиной разгорается жар, не имеющий ничего общего с сексом, но гораздо более опасный.
— Полагаю, я и мои издевательства тебе помогли, — он улыбнулся ей в губы. — Что ты собираешься делать с этими исследованиями?
Она выпрямила спину и нерешительно посмотрела на него, а затем отвела взгляд. Грейс ожидала, что он будет смеяться, в лучшем случае — ехидничать над её признанием.
Он тихо кашлянул.
— Я писательница. Действие моего следующего романа будет происходить в офисе, по крайней мере, в первой части, — она произнесла эти слова на одном дыхании, глядя на свои руки, сплетённые на коленях. Грейс досчитала до десяти, но молчание затянулось, и она была вынуждена поднять взгляд, чтобы проверить его реакцию. Николас выглядел скорее растерянным, чем как-то ещё.
— Так ты пишешь книги? Пойду в книжный магазин и спрошу последний роман Грейс… Кстати, какую ты используешь фамилию, чёрт возьми?
Она рассмеялась каскадом освобождающих звуков.
— Моя официальная подпись — Д'Амброзио, — она сморщила нос, произнося это имя. — Но псевдоним, под которым публикуюсь, — Грейс Найтли.
— Что это за имя? Почему английское?
— Ну, мистер Найтли — главный герой «Эммы», одного из моих любимых романов. Кроме того, никто не знает, что я итальянка. Моё издательство находится в Лондоне.
Николас тихонько покачал головой.
— Ты стыдишься своего происхождения?
Грейс поспешила с отрицанием, размахивая руками.
— Нет! О чём ты говоришь! Проблема в том, что как итальянка я имела бы меньше шансов на международном рынке, а поскольку владею английским на уровне носителя языка, то это был естественный выбор.
— Значит, писательство даёт тебе средства к существованию? То есть, я хочу сказать… Ты знаменита?
Грейс почувствовала, что краснеет. Разговоры о писательстве всегда заставляли её смущаться даже спустя столько лет.
— Скажем так, до сих пор каждая публикация попадала в список New York Times.
— Полагаю, это хорошо, — согласился он.
— Да. Последний роман был также переведён и продан в Италии.
Он почесал щетину.
— Боюсь, я не самый подходящий человек для разговора о книгах. Знаю только Стивена Кинга.
— Вау! Кинг — учитель для всех нас! Какая книга тебе понравилась больше всего?
Де Лука поджал губы. Похоже, ему было очень трудно.
— Я видел все фильмы, но не говори мне о романах, единственные книги, которые я читаю, — это юридические справочники.
Грейс закатила глаза.
— Типичный итальянский менталитет.
Николас заёрзал на стуле.
— Давай лучше поговорим о тебе. Вот почему ты жила все эти годы в Лондоне?
— И поэтому тоже. Но не только.
Грейс склонила голову, отчего волосы упали ей на лицо, закрывая. Николас медленно передвинул их, убрав за плечо. Тыльной стороной пальцев он погладил её по щеке.
— Ты расскажешь мне свою историю?
Она изогнула губы в намёке на горькую улыбку.
— Мне особо и сказать нечего.
— Если не хочешь, я не буду тебя заставлять. Но я бы хотел это услышать.
Грейс потянулась за бокалом, стоявшим на столе, и осушила его содержимое одним глотком. Она медленно поставила бокал на место, спрятав руку на коленях.
— Это был день моего рождения, я отмечала двадцатилетие. Мой отец был в Дубае, отдыхал с очередной любовницей. Он позвонил мне утром, чтобы поздравить с днём рождения, но сказал, что у него возникли проблемы, поэтому на праздник приехать не сможет. Мама увлечённо занималась приготовлением праздника как у принцессы, а мне хотелось спрятаться в подвале и проснуться на следующий день. К счастью, со мной была Елена, без неё не знаю, что бы я делала в тот день. Я была… в такой ярости…
— Твоя двоюродная сестра?
— Да, именно она.
— Родственница по материнской линии?
— Она дочь Уолтера Д'Амброзио.
Грейс разразилась смехом на то, как широко Николас открыл глаза.
— Твою мать, меня уволят. Я обращался с ней как с дерьмом в воскресенье.
Грейс подняла бровь.
— Да, я знаю. Но тебе повезло. Елена и её отец никогда не говорят о работе, на самом деле они практически не разговаривают, если не считать банальностей. У них есть свои проблемы, которые нужно решать.
— Я никогда не видел её на корпоративных вечеринках.
— Елена очень рано начала путешествовать по миру. Она… своеобразный человек.
Николас потёр макушку, видимо, не очень убеждённый.
— Продолжай. Твой отец не приехал на день рождения…
— Он не появился. Положив трубку, я разрыдалась. Я была довольно эмоциональной девушкой. Мама пыталась меня успокоить, говорила, что он никогда не изменится, с удовольствием указывала на его многочисленные недостатки. Я потеряла самообладание и вышла из себя.
— Всегда из-за твоей безэмоциональности, — перебил он, играя с кончиками волос.
— Я всё испортила. Накричала на неё, что она ничем не отличается от него, и эта вечеринка была просто для того, чтобы она могла покрасоваться перед людьми, а на меня ей наплевать. И я вспомнила о своей старой няне Марии.
Каждый раз, когда рассказывала об этой истории, Грейс чувствовала, как в памяти всплывает боль, словно переживает её впервые. Она сделала долгий вдох, а Николас положил руку между её лопаток и стал делать круговой массаж.
— Мать ждала, пока я закончу кричать. Никогда не забуду выражение её лица, казалось, она ждала этого момента всю свою жизнь. Мать торжествующе улыбнулась, от чего у меня по позвоночнику побежали мурашки. Ей не терпелось нагадить моей няне. Она прямо сказала, что Мария покончила с собой из-за моего отца.
— Ты не знала, что она покончила с собой? — рука на мгновение замерла, затем продолжила ласки, переместившись на середину спины.
— Я знала только, что она ушла ночью. Позже я решила, что она поссорилась с моей матерью. Но правда оказалась хуже. Гораздо хуже… — прошептала она.
Грейс прижалась к его груди, спрятала лицо в изгибе шеи и вдохнула чистый мужской аромат. Николас обнял её, прижимая крепче.
— Остановись здесь, если не хочешь продолжать, — пробормотал он ей в волосы.
— Мария была беременна от моего отца. Он сказал ей, что заплатит за аборт и никогда не примет ребёнка. Это предупреждение не подействовало, потому что Мария всё равно решила сохранить беременность. Тогда он стал жёстким. Отец пригрозил ей, что она нигде не найдёт работу, он превратит её жизнь в ад. Я не знаю, что ей пришло в голову, но в конце концов…
Николас обнял Грейс нежным, медленным движением.
— Твоя мать рассказала всё это в твой день рождения?
— Ты понимаешь, почему я не праздную с тех пор?
— Понимаю, — согласился он дрогнувшим голосом.
Он поцеловал её в макушку, усилил прикосновение, и она ещё сильнее прижалась к нему. Грейс хотелось раствориться в его теле, закрыть глаза и отпустить. Убежать от прошлого и спрятаться от настоящего, потому что, открывшись ему, она увидела свет и теперь трепетала перед этим обманчивым сиянием.
— Как ты стала писателем?
Она оценила смену темы.
— Благодаря Ральфу.
Она почувствовала, как он напрягся, и спрятала улыбку на его груди.
— Мы сделаем его святым. Грозный любовник и создатель литературных карьер, — с едким сарказмом сказал Николас.
Грейс прикусила губу, чтобы не разразиться смехом.
— Карьеру я создала сама. Он просто указал мне путь и познакомил с нужными людьми.
Николас фыркнул, и на этот раз Грейс не сдержалась. Она оставила его уютную грудь и рассмеялась, прикрыв губы.
— Почему ты злишься на Ральфа? Он необыкновенный мужчина, филантроп, любитель… искусства и красивых вещей.
Николас пробежался взглядом по её телу, прежде чем ответить.
— Я в этом не сомневаюсь.
Она обхватила его лицо руками и страстно поцеловала в губы.
— Ты тоже потрясающий любовник, — прошептала она, отрываясь от его губ.
Смягчая взгляд, Николас расслабил плечи.
— Неужели я лучше святого Ральфа?
— Почему вы, мужчины, обязательно должны сравнивать?
— Ну? Отвечай.
— Я тебе не скажу.
Он резко встал, поднимая Грейс на руки. Она завизжала, вцепившись в его плечи.
— Что ты делаешь?
Большими шагами Николас направился в спальню.
— Я требую ответа. Считай это тестом.
Он опустил её на матрас и одним прыжком оказался рядом.
Мужчина тёрся о её тело, как большой кот, покрывая губы влажными медленными поцелуями, а его рука переместилась вниз, чтобы задрать юбку. Грейс почувствовала, что плавится, как металл при соприкосновении с самым горячим жаром. Она застонала, выгнув шею, пока его пальцы исследовали её, пропитывая соками.
Николас на мгновение отстранился и посмотрел на неё жадными глазами с оттенком серебра.
— Я буду стараться изо всех сил, чтобы получить высшую оценку.
Грейс ахнула и больше ни о чём не думала.
— Ну и какую оценку ты мне поставишь? — спросил он много позже, лёжа рядом с ней и тяжело дыша.
Грейс повернулась на бок, потные волосы прилипли к шее и плечам, дыхание было таким же затруднённым. Она подняла обе руки, широко расставив пальцы.
— Десять с плюсом. You are the best lover. (Ты самый лучший любовник).
Он засмеялся, прикрывая глаза рукой.
— Не знаю, что это значит, но звучит неплохо.
Глава 16
Эту ночь Николас провёл в квартире Грейс.
Он ждал.
Они вместе приняли долгий горячий душ, а затем заказали в местном баре пиццу. Поужинали, положив на стол коробку, полную ломтиков, с которых капала вязкая моцарелла, и запивали пивом прямо из бутылок.
Потом они занялись любовью.
Не торопясь, будто владели временем и могли придать ему нужную форму. Руками и ртом, закрыв глаза, он наносил на карту её тело, где долины и холмы извилисто сменяли друг друга, пока не запечатлел в своём сознании идеальную географию. Николас понимал, рано или поздно Грейс исчезнет из его жизни, на это намекало покалывание в костях и тяжесть в груди, что беспорядочно распространялась во все стороны.
Когда она упала без сил, когда её веки опустились, отбрасывая полумесяцы теней на щёки, Николас поддался отчаянию. Он сидел на кровати и смотрел на Грейс. Лунный свет причудливо прорезал темноту молочными бликами, и Николасу казалось, будто он погрузился в сон, хотя на самом деле это был кошмар.
По мере того как Грейс рассказывала о своём прошлом и об отце, Николас чувствовал, как паника охватывает его лодыжки, и поднимается выше словно лужа гнилой воды. Если бы или, скорее, когда она узнает правду о нём, больше не будет ни ночей, ни дней, ни жизней, проведённых вместе. Она отвернётся от него, посмотрев с отвращением.
Николас лёг на бок и стал наблюдать за её расслабленным профилем, за тем, как изгиб прикрытой простыней груди, поднимается и опускается синхронно с её глубоким дыханием. Ему хотелось встряхнуть Грейс, заставить открыть глаза и признаться ей в своих грехах, но он всё-таки был трусом. Ещё несколько дней, сказал себе, и тогда он откроет ей своё сердце. Одной рукой он обхватил Грейс за торс, она застонала и повернулась на бок, тихонько прижавшись к нему.
Николас тяжело сглотнул.
Не заслужил он такого доверия.
Он будет дорожить тем временем, которое у него осталось. Одна ночь, две или неделя. На этот раз решение должна принять Грейс.
Наутро не было ни признаний, ни просьб об объяснениях, ни слёз, ни встревоженных взглядов. Грейс захотела встать, чтобы сварить ему кофе. Наблюдая за тем, как она суетится на крошечной кухне в соблазнительном шёлковом халате, облегающем её формы, Николас почувствовал острое ощущение, — он оказался дома.
Он пил кофе, а она сидела у него на коленях и потягивала из чашки свой напиток, с тяжёлыми после сна глазами и припухшими от поцелуев губами. Как было бы великолепно — просыпаться вот так каждое утро, — восхитительно и невозможно.