— Полная чушь, Ральф. Я бы всё равно пришла.
— Ты всегда сторонилась назойливых мужчин.
— Это неправда, — Грейс нахмурилась.
Но в момент, когда отрицала это, Грейс знала, что лжёт. Она всегда избегала серьёзных отношений; единственной причиной, по которой отношения с Ральфом продолжались так долго, было алиби в виде его брака, благодаря которому она не могла предъявить никаких требований.
— Мне нужно было увидеть тебя, объяснить, насколько ты для меня важна. Не только из-за того, кем была, но и кем ты стала. Твои книги полны страсти, а ты предмет гордости для этого старого учителя литературы.
— О, Ральф, — она схватила его руку и поднесла сначала к своим губам, а затем прижалась щекой. — Ты был моим учителем, моим стимулом, чтобы пытаться и двигаться вперёд. Я никогда не смогу забыть тебя… — голос у Грейс окончательно сорвался, но она заставила себя не разрыдаться снова.
Другой рукой он погладил её по голове.
— Молись, улыбайся, думай обо мне! Пусть моё имя всегда будет знакомым словом из прошлого.
Она ответила, процитировав стихотворение Холланда.
— Почему я должна исчезнуть из твоих мыслей и разума только потому, что я исчезла из твоего поля зрения?
Грейс искала на этом опустошённом лице рот, что собирал её крики наслаждения, глаза, которые когда-то всматривались так пристально, что делали явным всё невысказанное.
— А теперь расскажи мне о себе. Как продвигается работа над новым романом? В твоей жизни есть мужчина?
Услышав последний вопрос, она слишком быстро отвела взгляд.
— Грейс, что это за грустное выражение лица? Расскажи всё своему старому другу.
После недолгого колебания она повиновалась. Грейс рассказала ему о Николасе, о страхах, которые так и остались похороненными и дремлющими под старыми обидами на отца. Рассказала о своих мечтах, о новой книге, о жажде любви, которая угнетала, но и питала призраки и страхи. Они вспоминали события, произошедшие много лет назад, смеялись над тем, как их заперли в подвальном чулане университета, как двух слишком горячих студентов. К концу дня в её воображении лицо Ральфа вновь обрело былую полноту, в глазах появилась та живая острота, которой он сопровождал свои пылкие речи, а тело вновь стало таким же сильным, как тогда, когда он любил её в полумраке тайных комнат.
Тихий стук в дверь вернул их в настоящее, где царили неопределённость и смерть. Вошла Джейн с подносом в руках и спокойной улыбкой, за которой скрывались все эмоции.
— Дорогой, пора принять лекарство.
Грейс поднялась с пола, её ноги так сильно затекли, что пришлось опереться о стену.
— С тобой всё в порядке, Грейс? — Джейн обеспокоенно повернулась, как встревоженная мать. Грейс почувствовала к ней огромную жалость.
— Ничего серьёзного, я слишком долго сидела, — сказала в защиту.
Она уловила отблеск беспокойства во взгляде Ральфа, когда он смотрел на жену. Джейн ухаживала за ним с любовью: проследила, чтобы он принял все таблетки, укрыла одеялом его худые ноги, поцеловала покрытый ворсинками череп, после чего снова оставила их наедине.
Грейс поняла, как сильно Джейн его любит, какая преданность сквозит в её жестах.
— Она справится и без меня, она очень сильная женщина.
Грейс села на свободный стул рядом с ним.
— Я уверена.
— Обещай быть счастливой, Грейс. Или хотя бы попытаться. Одной литературой не проживёшь, и чтобы писать чужие истории, нужно сначала прожить свои собственные эмоции. Ты сделаешь это, Грейс? Исполнишь желание мужчины, которому вот-вот предстоит встретиться с Создателем?
Грейс затаила дыхание, но слёзы снова хлынули, бурные и неуправляемые. Она наклонилась вперёд и упёрлась лбом в костлявые плечи, которые много лет назад дарили ей утешение.
Она ненавидела необходимость прощаться с ним, отпускать его, потому что это было равносильно тому, чтобы отпустить часть себя.
— Я об… я обещаю, — всхлипывала она, глядя ему в глаза и подтверждая своё обещание.
— А теперь перестань плакать, не порти своё прекрасное лицо. Ты стала такой красивой, Грейс, и я счастлив, что помог тебе превратиться в ту замечательную женщину, которой ты являешься сегодня.
Она улыбнулась ему сквозь слёзы. Ей хотелось ответить, но рыдания, которые невозможно было сдержать, не позволили этого сделать. После многочисленных попыток она кивнула.
— Спасибо тебе за всё, чем ты был, — она наклонилась и нежно поцеловала его в шершавые тонкие губы. — Счастливого пути, профессор.
Домой Грейс вернулась, когда солнце уже садилось. Её переполняли эмоции, и не только от прощания с мужчиной, который, к лучшему или к худшему, был важен для неё. Разговор с Ральфом показал ей ту часть себя, которую она намеренно хоронила и игнорировала. Ту, которая защищала от тех, кто мог причинить ей вред. Однако пришло время взрослеть.
Пустой и тихий дом усугубил её тоску, но вместе с тем и решимость. Сообщений больше не будет, сказала она себе, доставая мобильный телефон, чтобы позвонить. Сказать, что она чувствовала себя взволнованной, было бы преуменьшением. В желудке было так тесно, что казалось, будто она никогда не сможет есть.
Восемь тридцать вечера — самое подходящее время, чтобы застать Николаса свободным от рабочих обязанностей. И он ответил ей после четырёх бесконечных гудков.
— Грейс, — монотонный голос не был хорошим стимулом для продолжения разговора, но она сама совершила ошибку и должна была её исправить.
— Привет. Я тебя… беспокою?
— Мне нужно встретиться с некоторыми людьми за ужином, но у меня есть несколько минут.
Он не помогал, её желудок превратился в острый камень.
— Николас, я хотела объяснить… Не знаю, что на меня нашло, вернее, я знаю… Боже, я так запуталась… Я действовала не подумав, у меня не было намерения причинить тебе боль.
Наступила минута молчания. Грейс начала вышагивать взад-вперёд по коридору.
— Успокойся, ты меня не обидела. Мы не зашли так далеко…
Она застыла перед лестницей, и там, где раньше бешено билось сердце, разверзлась пропасть.
— Но я думала, — прошептала он, опираясь на перила позади себя.
— Послушай, я не отрицаю, наш секс был потрясающим, и, может быть, со временем, кто знает. Но не всегда всё складывается так, как мы надеемся, и, возможно, это к лучшему. У тебя есть твоя писательская карьера, у меня — моя жизнь в Риме и…
Раздался женский голос:
— Николас, пойдём? Остальные нас ждут. Ой, извини, ты разговариваешь по телефону…
Грейс слышала, как он успокоил женщину с заботливостью, в которой было отказано ей, и наконец вернулся к разговору с ней.
— Грейс, ты ещё здесь?
Камень переместился из желудка в горло, застряв там неровными краями.
Она несколько раз сглотнула, но не смогла издать ни звука.
— Грейс?
Её лицо пылало от усилий сдержать внутреннее смятение.
— Да… — ответила она, прочищая горло, — я здесь. Я оставлю тебя наедине с твоими делами.
Голос прозвучал ужасно. Но кого это волнует, уныло подумала она.
— Если это всё, что можешь мне сказать… Прощай, Грейс.
К чёрту его и любовь, которая иссякла за сорок восемь часов.
— Прощай, Николас.
Сбросив звонок, Грейс замерла на месте, безвольно свесив руки. Телефон выскользнул и с грохотом упал на пол. Но ей было всё равно; Грейс потянулась за ним и рухнула следом. Она прижала колени к груди, обхватила их руками и уткнулась лицом.
Она была одна, в пустой, холодной квартире, в городе, который больше не считала своим.
Грейс выплюнула камень из горла и разразилась отчаянными слезами.
Глава 22
До вылета в Рим оставалось ещё три часа. Николас сидел на скамейке в аэропорту Линате между колонной с рекламными плакатами и кричащим ребёнком, поэтому легко понять степень дискомфорта, который он испытывал. Он мог бы остаться в отеле и воспользоваться услугами хвалёного оздоровительного центра, или прогуляться по улицам центра Милана, или выпить аперитив на набережной Навильи. Что угодно, лишь бы облегчить этот постоянный дискомфорт.
Это был не просто дискомфорт, а меланхолия, переходящая в депрессию. Это был штырь, который давил в область между желудком и горлом. Когда любовь была у вас под рукой и вы видели, как она ускользает, не зная точно, в чём причина и кого винить, это делало ситуацию не только отчаянной, но и безысходной.
Маленький мальчик рядом закричал ещё громче, начал извиваться как сумасшедший, и в итоге ударил Николаса локтем в бок; мужчина выругался себе под нос, когда боль распространилась по телу.
Мать ребёнка устремила на него тоскующий и в то же время растерянный взгляд.
— Ой, простите… Знаете, ребёнок не привык долго оставаться без дела.
— Нет проблем, — пробормотал сквозь зубы Николас, встал и пошёл прочь, волоча за собой чемодан.
Он бродил по торговой зоне терминала, бросая мимолётные взгляды на витрины, апатичный, усталый и опустошённый. Он бы подарил своим родителям поездку, организованную для Грейс, не в силах представить, как отец с лишними килограммами водружает мать на кафельную кухонную столешницу, чтобы сделать с ней то, о чём он предпочитал не думать. На лице появилась гримаса отвращения, когда Николас остановился перед витриной магазина Venchi, чтобы полюбоваться шоколадными композициями.
Он поторопился с Грейс, раскрыв ей ту часть своего прошлого, которая, безусловно, сделала его слабаком в её глазах. Однако он не мог переварить её бегство, даже если оно было вызвано болезнью близкого человека. Мысль о том, что она всё ещё любит своего профессора, была настоящей сутью проблемы. То, что Грейс бросила всех, чтобы сбежать в Лондон, было явным свидетельством того, что она до сих пор привязана к тому мужчине.
Чувство утраты, похожее на призрак траура, опьяняло его, и не было другого противоядия от этой душевной боли, кроме любви Грейс. Он поступил импульсивно, набросившись на неё по телефону, принизив в нескольких едких словах то, что было между ними. Но его разум затуманила обида, и потребность причинить ей боль взяла верх.
Телефон завибрировал, и, торопясь ответить, он выпустил из рук ручку чемодана; тот с грохотом упал вперёд. Наклонившись, чтобы поднять, Николас активировал связь, не проверяя, кто звонит.
— Алло.
— Привет, Николас. Как дела?
Выпрямившись, он отодвинул телефон от уха, чтобы проверить имя, но номер был неизвестен.
— Кто это?
— Елена… ну, знаешь, двоюродная сестра Грейс, девушки, с которой ты встречаешься в последнее время.
— Елена? — не веря повторил он.
— Да, это я. Я тебе не мешаю? Я угрожала Кристиану, что выложу на youporn его неудачное сексуальное выступление, если не даст мне твой номер телефона.
Николас закрыл глаза и зажал переносицу между большим и указательным пальцами, покачивая головой.
— Кристиан никогда бы не позволил себя снимать, он не такой идиот.
— Потому что ты не знаешь, какой убедительной я могу быть.
— Окей, могу я узнать причину звонка?
— Где ты находишься?
— В аэропорту Линате.
— Да, я знаю, Кристиан мне сказал.
— Всегда из-за фиаско, которое ты позаботилась запечатлеть для потомков?
— Именно. Итак, где ты?
Николас посмотрел на шоколадную лавку за спиной.
— Почему ты хочешь это знать? Ну, перед Venchi.
— Не двигайся. Сейчас подойду.
Он сбросил вызов, в замешательстве почёсывая затылок. Николас оглянулся, опасаясь розыгрыша, но тут увидел, как приближается Елена. Не заметить девушку было невозможно, оборачивались все, чтобы посмотреть на белокурую нимфу, одетую наполовину между одалиской и королевой синти. Светлые волосы, словно облако света, струились вокруг лица и плеч, и как только Елена увидела его, она подняла руку, зазвенев своей обычной коллекцией браслетов.
Оказавшись рядом, девушка обняла его со свойственным ей энтузиазмом и поцеловала в обе щёки.
— Спасибо, что подождал.
— Полагаю, ты знаешь и во сколько вылетает мой самолёт.
— Конечно, знаю.
— А что, чёрт возьми, ты делаешь в Милане? — с любопытством спросил он.
— У меня пересадка.
— Пойдём. Если у тебя есть время, я тебя угощу чем-нибудь.
Он положил руку на середину её обнажённой спины. Блузка представляла собой причудливое переплетение жемчужных нитей и тканевых вставок, оставляя открытой спину, а спереди подчёркивала идеальную форму груди девушки. Семейные гены, с сожалением подумал Николас, когда они вошли в дверь кафе.
Взяв по два бокала белого вина, они сели за столик.
— Итак, можешь мне сказать, что ты делаешь в Милане? — попросил он, прежде чем выпить.
Елена понюхала содержимое бокала.
— Я жду стыковочного рейса в Вену. Знаешь, мне вдруг захотелось попробовать яйца Моцарта…
Николас чуть не выплюнул всё, что было у него во рту.
— Господи, Елена! Я мог тебя орошить!