Через неопределённое время пол стал слишком неудобным и холодным. Они побежали вверх по лестнице в ванную комнату и приняли долгий горячий душ. Потом оказались под одеялами и между сваленными подушками, в тёплом и сухом гнёздышке. Сначала они молчали, их эмоции выражали поцелуи. В какой-то момент Николас оторвался от неё и провёл взглядом по раскрасневшемуся лицу, по глазам, сверкающим, как чёрные жемчужины.
— Я люблю тебя, Грейс. Никогда не сомневайся.
Она прильнула к его губам и погладила по лицу.
— Теперь я знаю. Теперь я знаю очень многое.
— Например?
Она ответила поспешно, будто всегда знала ответ.
— Я знаю, что ради любви нужно рисковать. Знаю, что у неё много лиц, и они не всегда могут нравиться. Я знаю, что когда человек любит, когда он любит по-настоящему, это навсегда, что бы ни подкидывала нам жизнь. И… — Грейс улыбнулась и нежно поцеловала его, — и я люблю тебя и рискую всем, чтобы ты был рядом со мной. Какое бы лицо ты мне ни показал, я буду любить и это. Только прошу тебя относиться к этой любви с уважением, поверить в нас, и я сделаю то же самое.
Николас прислонился лбом к её лбу.
— Я дам тебе уважение, доверие и преданность. Обещаю, ты будешь единственной и неповторимой. Навсегда… — закончил он, шепча ей в губы, прежде чем поцеловать.
Затем он внезапно отстранился и сел.
Его широкая спина подёргивалась, пока он делал короткие, быстрые вдохи и, наконец, разразился чиханием, словно взорвавшаяся петарда.
— Проклятая английская погода, — пробормотал он, укладываясь рядом с ней.
Грейс хихикнула.
— Общеизвестно, что здесь всегда нужно носить с собой зонтик.
Николас приподнялся на локте и положил голову на руку, а другой рукой взял прядь её волос, чтобы разгладить между пальцами.
— О зонтике я думал меньше всего. После разговора с Еленой в…
— Моей двоюродной сестрой?
Он рассказал об их короткой встрече, стараясь не останавливаться на её причудах.
— Значит, в конце концов она выбрала Австрию.
— Похоже на то, — выпустив локон, он взял её за подбородок и повернул к себе, — а ты, Грейс, что выберешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Здесь у тебя есть дом, работа, жизнь.
Она мило улыбнулась.
— Я могу работать где угодно, всё, что мне нужно, — это подключение к интернету. Что касается дома и жизни, то это то, где решит быть моё сердце.
— А… он?
По потемневшему взгляду она, должно быть, сразу поняла, о ком идёт разговор. Николас пожалел, что поднял этот вопрос, но это было последнее препятствие, которое необходимо преодолеть.
— Ральф был очень важен для меня, как и Кьяра для тебя. Но они уже в прошлом. Ты познакомил меня с любовью, а не он. Понимаешь?
— И для меня так же.
Николас снова поцеловал, не в силах насытиться её губами, вздохами, ароматной кожей.
— Так ты возвращаешься в Италию, со мной?
— О чём именно ты меня спрашиваешь?
Николас лениво улыбнулся, заползая на неё сверху, чтобы прижать Грейс между матрасом и собственным телом, откликающимся на безмолвный зов её раздвинутых бёдер.
— Как бы я ни ценил деревенский воздух, Рим всё равно остаётся самым красивым городом в мире, и ты согласишься со мной, — Эур — это тихий район для тех, кому нужно сосредоточиться.
Она медленно раскачивалась, потираясь о его бёдра.
— Хм, правда, твоя улица довольно тихая.
Он приблизил свой рот к её губам.
— Поскольку понял, что не могу держаться от тебя подальше, я бы сказал, — мы могли бы попробовать… жить вместе. Что скажешь?
Коленом он раздвинул ей ноги и прижался к влажному входу.
Всё произошло медленно, горячо, как признание в любви и намерениях. Николас очень старался убедить Грейс в том, что это лучший выбор, и когда они долго лежали в изнеможении между простынями и сваленными в кучу подушками, Грейс посмотрела на него таким сияющим взглядом, который он не забудет до конца жизни.
— Перед лицом столь убедительного предложения мне остаётся только согласиться…
Глава 23
Тонкие шаловливые пальцы играли с волосками на его груди, прокладывая воображаемые дорожки, уходящие на юг. Николас нашёл очень приятным способ, каким его вытягивают из сна. Не поднимая век, он лениво улыбнулся. Исследование продолжилось вдоль его живота, достигло паха.
Тёплая ладонь обхватила пульсирующую твёрдость, исследуя почти с любопытством, словно Грейс уже не провела всю ночь, используя его весьма изобретательно.
— Доброе утро…
Она поздоровалась хриплым ото сна голосом, в котором слышались проблески весёлого самодовольства.
Николас потянулся, и в этот момент рука сменилась губами, которые прошлись по всей длине маленькими, влажными поцелуями. Язык задержался на головке, а затем заскользил вверх и вниз, что всегда доводило его до предела. Несмотря на только что проведённую ночь, он чувствовал, что близок к оргазму, и будь он проклят, если до того, как достигнет точки невозврата, Грейс не кончит хотя бы пару раз.
— Хватит, — приказал он, схватив её за волосы.
Он отстранил её и набросился в ответ с жадным поцелуем.
— Посмотрим, смогу ли я теперь по-настоящему измотать тебя.
Море окружало Липари, как необъятная бархатная драпировка из разноцветных, переливающихся оттенков. Зазубренный профиль скатывался в воду, представляя собой уникальное зрелище для любителей подводного плавания.
— Хочешь потом поехать на пляж Каннето?
Грейс приоткрыла один глаз, лёжа на шезлонге у бассейна. Она была обнажена, если не считать кольца, которое Николас подарил ей в первый день этого отпуска, — сапфир в окружении мелких бриллиантов, — сделанное по образцу того, которое Уильям подарил Кейт, просто чтобы поддержать английскую тему.
— Сейчас самое большее, что я могу тебе предложить, — это окунуться в бассейн.
Николас усмехнулся. Он присел на край шезлонга, приподнял её ногу и начал массировать ступню, надавливая большим пальцем на центр, отчего Грейс тут же застонала от удовольствия.
— Ты делаешь эти великолепные вещи и ещё спрашиваешь, почему мне не хочется никуда идти…
Её бёдра качнулись, Николас раздвинул ей ноги и бросил вожделенный взгляд на их стык. Эффект был мгновенным, и Грейс ощутила давление на лодыжку.
На этот раз хмыкнула она.
— Ты неутомим… Ты так высоко поднял мои ожидания, что уже не можешь вернуться назад.
— Даже не думаю об этом.
Она высвободилась из его рук и с разбегу бросилась в тёплую воду бассейна, вынырнув на другой стороне.
— Это был способ сказать мне, что тебе не хочется? — спросил Николас, вставая со скрещёнными на груди руками, гордо демонстрируя свою вздымающуюся эрекцию.
Грейс поплыла к нему на спине.
— Будет трудно вернуться в Рим, — сказала она, как только подплыла ближе.
Николас опустился на колени, как раз в тот момент, когда Грейс оперлась предплечьями на край бассейна. Он погладил её лоб кончиками пальцев, а затем ущипнул за щёку.
— Я обещаю, ничего не изменится, когда мы вернёмся. Кроме одежды.
— Я уже позорно привыкла ходить голышом.
— А я привыкаю смотреть на тебя.
Николас сел на бортик, опустив ноги по колено в воду, и Грейс устроилась посередине, положив голову ему на бедро в расслабленной позе.
— Ты бы сказал это несколько месяцев назад? — спросила она, не двигаясь.
Николас задумался.
Несколько месяцев назад он стремился уложить в постель как можно больше женщин, чтобы выкинуть из головы Грейс и те чувства, которые она вызывала. Это были не просто ощущения, это были желания и потребности, о которых он думал, что забыл, но противиться судьбе было всё равно, что пытаться вычерпать море ложкой.
— Я бы не сказал этого, но в глубине души наделся.
Она подняла взгляд и ослепила его чёрными, освещёнными солнцем, глазами — тёмными глубинами, в которых можно потеряться, пока не сойдёшь с ума.
Она отстранилась от него и, схватив за руки, потянула в воду.
— Хорошо, я рада, потому что знаешь… Я тоже на это надеялась.
Николас погрузился в воду и всплыл на поверхность в шквале брызг. Он схватил её за ногу, когда она попыталась вырваться. Грейс рассмеялась, а он схватил её за икры и притянул к себе. Николас обнял, заглушая её смех, самый прекрасный звук в мире, чтобы насладиться мягкой податливостью тела, прижатого к его собственному.
Судьба подарила ему Грейс, и он сделает её счастливой.
Навсегда.
Эпилог
Маттео…
Хватаю со спинки стула шерстяной джемпер и нервными жестами надеваю. Выхожу из комнаты с волосами, падающими на глаза, и думаю, что надо бы их подстричь, но откладываю эту идею, как только заканчиваю формулировать.
Я подхожу к зеркалу, внимательно смотрю на своё отражение и думаю, что же случилось с тем парнем. Лицо стало впалым от обиды, оно изуродовано адским пламенем, пылающим внутри меня и подпитываемым событиями, которые всеми силами стараюсь забыть.
Я провожу рукой по щеке, покрытой беспорядочно растущей бородой, где оттенки махагона делают меня похожим на демона, в которого, как я уверен, превратился.
Люди не знают. Они смотрят на меня и видят уважаемого хирурга, который спасает жизни и выписывает большие чеки на благотворительные цели. Они не замечают, что сделали эти руки, какую боль причинили, какую связь разорвали.
Прошлое задерживается на пороге воспоминаний, я хотел бы стереть его, погрузить в кислоту забвения и растворить, но это невозможно. Оно всегда присутствует, смотрит на меня и копается, царапается, терзает мою плоть. У прошлого такие же глаза, как у меня, но в очертаниях лица видна мягкость ранней юности.
Я запускаю пальцы в волосы, взлохмачиваю, а затем сильно царапаю, чтобы причинить кратковременную боль, но всё бесполезно. Чувство вины — это сиамский близнец, с которым у меня общая кровь, воздух, пища. Чтобы избавиться от него, я должен был бы убить себя, но я трус, а может, я обнаружил в себе мазохиста и получаю коварное удовольствие от этой боли.
Я выхожу из номера, прохожу по коридорам и поднимаюсь на террасу отеля, откуда открывается вид на австрийские горы, покрытые деревьями и лугами, вершины которых белеют от многолетнего снега. В сентябре уже холодно, и я больше всего скучаю по морю, по теплу, по Риму. В город я вернулся всего один раз, и это было не очень радостное событие. С тех пор я пообещал себе, что больше такого не повторится.
Сквозь стеклянную стену, что отделяет террасу от зала ресторана, я наблюдаю за столами, накрытыми к завтраку. Последние опоздавшие бродят по буфету. Я же, напротив, жаворонок и человек привычки. В семь часов уже закончил изнурять себя в тренажёрном зале, оборудованном в подвале, а в восемь уже наскоро позавтракал.
Сплю, ем, трахаюсь. Всё делаю настолько механически, что каждый жест потерял вкус.
Я уже собираюсь уходить, но тут моё внимание привлекает движение в дальнем углу террасы. Это женщина, она стоит ко мне спиной, и я вижу её длинные медово-светлые волосы, изящное тело, стройные ноги, обтянутые джинсами, подчёркивающими её совершенство. Она опускает руки на парапет, и я замечаю кольцо, сверкающее на указательном пальце, и множество браслетов, опоясывающих оба запястья. Я знаю эти стройные руки, я знаю о ней всё. Меня подхватывают, чтобы швырнуть в воздух, и я падаю, на мгновение чувствуя, как мной овладевает ощущение паники.
Потом она поворачивается, возможно, потому, что мой взгляд превратился в раскалённое остриё ножа и она почувствовала, как оно давит на неё, или потому, что просто решила уйти. Заметив меня, она замирает. У неё так округляются глаза, что они становятся похожими на одно из тех озёр, которые окружают окрестности. Я не реагирую, засовываю руки в карманы джинсов, слегка раздвигаю ноги и вздёргиваю подбородок.
«Елена, куда ты, бл*дь, думаешь сбежать сейчас», — хотел бы я спросить её, но молчу. Я молчу и наслаждаюсь её растерянным выражением. Молчу и пожираю это прекрасное лицо коварной мадонны. Молчу и чувствую, как внутри закипает обида, пробегает по костям и уродует черты лица. Я точно знаю, что это всего лишь ощущение, но мысль о том, что могу превратиться в монстра и сожрать её, странно успокаивает меня.
Елена, кто наблюдала за мной с колыбели тем самым впитывающим и пронизывающим взглядом, кто пряталась в моей комнате, чтобы вдруг выскочить и напугать меня, думая, что я не заметил её присутствия. Елена, кто бросила мне в лицо свою женственность, вызывая внутри неутолимую лихорадку.
Я смотрю на неё и понимаю, что и её лицо огрубело со временем, хотя и не потеряло ни грамма привлекательности.
Она изменилась.
Но ещё понимаю, что не изменилась ненависть, которую я к ней испытываю.
Конец
2я книга из этой серии — «Ночь в сердце»
Читайте перевод в нашей группе https://vk.com/club196340839