Выбрать главу

Дом русского консула встретил гостью суетой и неожиданным тревожным оживлением. Слуги и работники посольства бегали из комнаты в комнату, перетаскивая какие-то ящики, коробки и кипы бумаг. Временами некоторые листы падали на пол, и тогда их спешно подбирали или, махнув рукой, оставляли лежать прямо под ногами. В гостиной царил беспорядок, свойственный ремонту или переезду, когда хозяевам недосуг заниматься своими вещами, а у прислуги не хватает на это времени. С удивлением осматриваясь по сторонам, Александра отправилась на поиски княгини. Поднявшись на второй этаж, она столкнулась с ней на верхних ступеньках лестницы.

— Аликс! — воскликнула Мари, порывисто обнимая подругу. — Я посылала к тебе два дня подряд, и каждый раз мои гонцы возвращались ни с чем. Мне нужно рассказать тебе кое-то важное.

Проведя графиню в свой будуар, она закрыла двери и взяла ее за обе руки.

— Владимир строго-настрого приказал молчать, но я не могу оставить тебя в неведении. Вчера утром прислали депешу от Его Императорского Величества, он срочно отзывает посольство. Все дипломаты и работники консульства должны покинуть Румынию в кратчайшие сроки, останутся только писцы и слуги, которые создадут видимость работы для населения. Мы не знаем, зачем это нужно и что вообще происходит. А ты? Влад ничего тебе не сказал?

— Нет, — в полной растерянности отвечала Аликс, — более того, утром он уехал, не попрощавшись и ничего не объяснив.

Мари тяжело вздохнула и покачала головой:

— Происходит что-то странное, возможно, страшное, что не зависит от всех нас. У меня плохие предчувствия, но я не могу пояснить их.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — Аликс попыталась улыбнуться, но вышла только жалкая гримаса. Беспокойство подруги передалось ей и завладело рассудком — ведь ни одной причины не доверять Воронцовой у нее не было.

— Мне хотелось предупредить тебя, — грустно отозвалась та, — что дальше… не знаю.

Разговор постепенно исчерпал себя. Княгиню часто отвлекали, требуя то поставить подписи, то раздать указания, то проверить упаковку личных вещей. Кроме того, девушки рассказали все, что знали, а дальнейший обмен подозрениями напоминал воду в ступе. Вскоре Аликс извинилась и покинула подругу, оставив ее готовиться к отъезду.

Между тем посеянные сомнения разрастались, и даже мысли о неверности супруга временно отступили на задний план. Нечто новое и непонятное застилало горизонт. Пока ярко светило солнце и пели птицы, но темная туча уже поднялась над краем неба, медленно и неотвратимо двигаясь прямо на них. Чем она разразится, будет то летний дождь или грозовой шквал, оставалось только гадать.

Самым верным решением было прислушаться к словам графа, и Александра, не теряя времени, поехала к отцу.

Старик Ван Хельсинг занимался отчетами по хозяйству и намеревался в ближайшие дни вновь посетить свое поместье, так как нашел в донесениях старост несколько ошибок. Приглашение дочери застало его врасплох, он долго не мог понять, зачем нужно бросать все дела и немедленно отправляться в замок зятя, в котором, к слову, он ранее никогда не бывал. Он расспрашивал Аликс, но так и не добился внятного ответа. Однако взволнованное настроение дочери убедило старого графа, и он пообещал как можно быстрее закончить с отчетами, после чего собрать все необходимое для путешествия в Карпаты.

Графиня вернулась домой поздно, в более неопределенном состоянии, нежели пребывала утром. Скоропалительные выводы были отложены до лучших времен, ревность и обида отправились дожидаться своего часа в чулан подсознания, а пока девушка решила довериться мужу. Она созвала прислугу и объявила скорые сборы в горное имение.

========== Глава 15. Первая кровь ==========

Туман медленно растекался по низинам, с приближением рассвета становясь более густым и плотным. Он полз по траве, награждая ее росистым покровом, оседал на стволах деревьев, стекая по влажной коре мелкими каплями, парил в прохладном предутреннем воздухе. Небольшой пограничный поселок в пятнадцать дворов крепко спал. Последние четыре года при нем числилась застава, проходившая в основном по бумаге, но две недели назад, после срочного отъезда османского посольства гарнизон усилили втрое и разбили на несколько отрядов, обязав по очереди патрулировать вверенный участок границы.

Небо светлело, покрываясь желтоватыми нитями и голубыми прожилками, ночной мрак растворялся в белесой пелене. На разных концах деревни начинали кричать первые петухи. Словно испугавшись хриплого голоса ранней птицы, темнота рассеивалась быстрее.

На окраине поселка расположилась большая деревенская изба с покосившейся плешивой крышей. Местами подгнившие и поросшие мхом, но все еще крепкие стены дома служили ночным пристанищем для солдат пограничной заставы. Сейчас из-за полуотворенной скрипучей двери доносился могучий храп дюжины бойцов. Возле избы на коновязи дремали лошади. Некоторые из них сонно шевелили ушами и, не открывая глаз, меланхолично жевали сено, разбросанное возле их ног. Трое часовых полулежали вокруг небольшого костерка. На перекладине между двумя рогатыми палками, вкопанными в землю, закипал котелок с мясной похлебкой. Невысокий широкоплечий воин в потертом кафтане привстал со своего места и потянулся помешать варево.

— Что-то Ванич с ребятами задерживается, — произнес он, пробуя наваристый бульон, — вон уж петухи пропели. Как бы не случилось чего…

Сидящий рядом долговязый парень ударил по земле ладонью и сдержанно хохотнул:

— Да брось, что с ним может случиться? Наверное, опять к своей Маришке заехал. Слыхал ведь — у него в соседней деревне девка есть.

— Какая девка? — возмутился первый. — Он туда за наливкой ездит, а ты и рад уши развесить. Что Ванич рассказывает, смело надвое делить надо.

— Не зубоскальте, — мрачно отозвался третий солдат, чье смуглое лицо с черными усами покрывала паутинка морщин и старый, кривой шрам через всю щеку. Он сидел чуть поодаль и зачищал ножом колышки, на которых собирались жарить перепелок, уже ощипанных и выпотрошенных. — Не к добру это… Ни отряда, ни посыльного, — он нахмурился и поднялся на ноги, внимательно разглядывая затуманенный горизонт. — Надо командиру доложить.

— Так командир спит уже, он всю ночь в разъезде был, неужто будить станем? — засомневался долговязый.

Черноусый не ответил, продолжая всматриваться в светлую полоску, что разгоралась на границе земли и неба. Просачиваясь через мутную пелену, она оповещала о скором солнечном рассвете.

— Надо доложить, — настойчиво повторил он и повернулся было к избе, как вдруг где-то в тумане отрывисто заржала лошадь. Все трое словно по команде замерли и прислушались. Больше ржание не повторялось, и вокруг костра сгустилась тревожная, напряженная тишина.

— Может, наши? — неуверенно предположил молодой воин, но старший предупредительно поднял ладонь и потянулся за своим ружьем. Остальные поняли его без слов, тоже похватали оружие и поднялись, рассредоточившись на некотором отдалении друг от друга.

Послышался приглушенный мягким дерном топот копыт, и через минуту из туманной завесы вылетел взмыленный конь. Клочья пены падали с потемневшей, мокрой от пота шкуры животного, ноздри широко раздувались, а в круглых глазах застыл панический страх. Не меньший ужас читался и на лице его всадника — совсем еще мальчишки в синем солдатском кафтане и шапочке с острым пером. Прогарцевав вокруг костра, он буквально свалился с седла в руки товарищей.

— Там… Ванич послал предупредить… — вращая глазами, он с трудом выговаривал слова, то ли от быстрой скачки, то ли от крайнего волнения, — на нас напали…

— Кто? — воскликнул черноусый и встряхнул парнишку за плечи. Не дожидаясь ответа, обернулся к своим друзьям. — Поднимайте остальных, зовите командира!

— Здесь я, — отозвался высокий седой мужчина, выбираясь из сеней и обводя быстрым взглядом раскинувшуюся картину. Храпящая лошадь со взмыленными боками, затоптанный костер с опрокинутым котелком, растерянные часовые и насмерть перепуганный юноша, пытающийся отдышаться.

— Османы… — только и смог выговорить он.