========== Глава 18. Черный лес ==========
Войска османского султана расположились в небольшой долине на западной окраине Бухареста. Разбили палатки, разложили полевую кухню и переносной госпиталь и, конечно же, возвели шатер повелителя. Близился конец весны, но солнце палило по-летнему, время от времени прячась за кучевыми облаками, проплывающими по безбрежно-синему небу. Травяной ковер румынских равнин потерял вешнюю сочность и немного огрубел, но лошадям все же доставало пищи. Сложнее обстояло дело с питьевой водой. Участки рек, на которых ее набирали, приходилось тщательно охранять, выделяя сразу несколько отрядов профессиональных воинов, поэтому напиться вдоволь удавалось лишь некоторым счастливчикам, остальные получали питье в обозах. На мясо закалывали раненых лошадей и тянули все те же обозы с берегов Дуная от османских границ. Продолжая проклинать румынское командование, перекрывшее подножное снабжение, великий султан успокаивал себя и своих янычар тем, что все трудности временные и закончатся в самое ближайшее время.
К полудню ветер согнал облака в кучу, но солнечные лучи продолжали пробиваться сквозь редкие проплешины между ними. Воздух обретал густоту и плотность, становилось влажно и душно: к ночи ожидалась гроза. Ранним утром Ахмед-хан отдал приказ готовиться к штурму Бухареста, отослав гонца к военачальнику Касиму, который руководил передовыми частями армии. Поначалу желая самостоятельно разбить румынское войско, султан вскоре передумал, решив войти в уже захваченный и разграбленный город, чтобы еще больше унизить павшего короля Константина своим презрением.
Послышался топот лошадиных ног, остановившийся возле шатра, и следом за ним — тяжелый звук прыжка. В следующее мгновение тканевый полог ушел в сторону, обрисовывая фигуру Касим-бея, который тут же рухнул на одно колено, кланяясь своему владыке. Командир выглядел бледным и растерянным, его волосы растрепались и взмокли от пота, а короткая черная борода казалась обвисшей и неопрятной.
— Приветствую великого султана, да продлит Всевышний… — начал он, но вдруг поперхнулся и закашлялся, — вы приказывали начать наступление в направлении Бухареста…
— Да, — подтвердил Ахмед, неспешно обмахиваясь веером из коротких павлиньих перьев. — Вы прибыли доложить о выполнении задания? Как рано… неужели и под стенами столицы вы не встретили никакого сопротивления с румынской стороны?
— К сожалению, дело в другом, — глухо ответил несчастный военачальник. — Солдаты отказываются подходить к городу.
— Как это? — ответ показался настолько невероятным, что султан подумал, будто слух обманывает его.
— Вы должны видеть, мой повелитель, — Касим склонился еще ниже, пряча взгляд под опустившимися на лоб волосами. — Никакими словами не рассказать о причинах. Нужно видеть их своими глазами.
Нахмурившись, Ахмед-хан отбросил веер в сторону и резким голосом подозвал слугу, приказывая седлать коня. Доклад военачальника выглядел предельно странным, но султан доверял ему, а потому не стал выпытывать подробности. Всего через пару часов он будет свидетелем того, что так и не сумел описать первый командующий Касим-бей.
Первой мыслью, посетившей султана при виде множества тонких стволов на горизонте, было размышление о молодом сожженном лесе. Но внезапный порыв ветра, налетевший на отряд охраны, окружавшей повелителя, донес легкий, едва ощутимый запах тлена. Заржала и занервничала лошадь Касима, заволновались соседние животные, споткнулся конь под самим Ахмедом, и янычарам потребовалось время, чтобы успокоить и призвать их к повиновению. Дальше продвигались шагом, слегка рассредоточившись, стараясь не перекрывать друг другу обзор. Касим-бей все больше мрачнел, все ниже опускал голову, в то время как тихий леденящий ужас овладевал каждым всадником, медленно просачиваясь по венам, обхватывая тело влажными липкими ладонями. То, что вначале представилось остатками деревьев, оказалось длинными пиками, воткнутыми в землю. Беспорядочно накренившись, они смотрели окровавленными остриями в небо, а на их древках застыли мертвые тела. Османские воины, пропавшие во время набегов и стычек с румынами, были насажены на пики по всем правилам средневековых — турецких — пыток. Проходя через тело, оружие не задевало важных органов и высовывалось изо рта, заставляя медленно умирать от боли и внутренних кровотечений. Большинство казненных давно погибло, но из глубин этого жуткого леса доносились стоны и шорохи, свидетельствуя о все еще живых мучениках. Они тоже были обречены, ибо от столь страшных ран не существовало никаких лекарств.
Лес кольев тянулся вдоль главной дороги до самых ворот города, отворенных и темных внутри. Не меньше тысячи пленников казнили здесь и оставили умирать. Сожженная земля сочилась остатками едкого дыма, который смешивался с удушливо-сладким запахом разлагающейся плоти. Слева от султана послышался странный звук, и один из охранников низко свесился с седла — его рвало от смрада и ужаса увиденного. Ахмед-хан, зачарованный зрелищем, пришел в себя и приказал остановить лошадей. Он видел столько крови и страданий за время своего правления, что перестал придавать человеческой жизни хоть какую-то ценность. Но картина, представшая перед глазами, потрясла его до самой глубины души.
— Как… — прошептал он пересохшими губами, кривясь от страха и презрения, — они же христиане… Как христианский правитель мог позволить себе такое…
— Полагаю, дальше ехать не стоит, — подал голос Касим-бей, — кони волнуются и могут понести.
— Вы проходили за городские стены? — великий султан пытался побороть свои чувства, скрыть охвативший его трепет хотя бы перед своими подчиненными.
— Нет, но я сейчас же пошлю проверенных воинов на разведку.
— Не нужно, — протянул Ахмед, не отрывая взгляда от распахнутых настежь ворот, — город мертв. Нам неспроста оставили такое «послание», уверен, на улицах Бухареста вы не найдете ни одной живой души. Но все же я хочу видеть это собственными глазами, и вы сопроводите меня.
— Как прикажете, мой повелитель, — Касим низко склонил голову.
Перегруппировавшись, охрана восточного владыки обменялась лошадьми, оставив только самых стойких, которые хоть и вздрагивали, и пряли ушами при малейшем шорохе, но все же относительно спокойно проходили мимо замерших на кольях мертвецов.
Путь до городских ворот показался непомерно длинным. По обеим сторонам дороги высились пики с изломанными, вывернутыми в страшной муке телами людей. Редкие стоны перемежались нахальным карканьем воронья, которое слетелось на сытное пиршество и теперь с любопытством провожало кавалькаду всадников, кося на них круглыми черными глазами. Отвратительный липкий страх поселился в каждом седоке, змеей обвился вокруг сердца и теперь сжимал его все сильнее, пульсируя в такт каждому удару.
Широкая каменная арка проплыла над головами всадников, и все вздохнули свободнее: внутри Бухарест оказался совершенно пустым. По безлюдным улицам гулял ветер, перетаскивая с места на место остатки мусора и грязных тряпок. Ощутимо тянуло гарью, где-то вдали поднималось несколько дымных столбов. Однако почти все строения остались целыми — город не был сожжен, а лишь покинут. Возможно, у румын не хватило на это времени или они пожалели собственную столицу, а может и то, и другое. В любом случае, дома знати сохранились, так же как и королевский дворец, по ступеням которого Ахмед-хан мечтал торжественно подняться, чтобы лично приговорить к смерти короля Константина и всех его генералов.
Сейчас от прежней мечты ничего не осталось. Проехав всего одну улицу, османский правитель приказал разворачивать лошадей и возвращаться в расположение войск. Формально он захватил столицу Румынии, но это не походило на триумф победителя. Вместо города он стал обладателем огромного некрополя, основными насельниками которого являлись его собственные павшие воины.