Каменистая тропа, засыпанная листьями, несколько раз обернулась вокруг скалы и вывела к пологой возвышенности, на которой стоял полуразрушенный замок. Высокие серые стены покрывали провалы и впадины, верхние этажи обвалились, обнажив неровный скелет каменной кладки. Дубовые ворота, вывороченные неведомой силой, повисли на одной петле. Одна из створок, расколотая надвое, еще хранила на себе остатки фамильного герба, в котором Дракула с удивлением узнал свой собственный: крылатый черный дракон обвивал хвостом лезвие меча, на рукоять которого была надета корона. Возле подножия внешней стены в беспорядке валялись османские и румынские знамена с переломанными древками и порванными полотнищами. Следы недавнего сражения, еще не стертые временем и разоряющими ветрами.
— Милорд…
Нежный хрустальный голос послышался в порыве воздуха, и граф встрепенулся, пытаясь отыскать его источник. С ветвей ближайших деревьев взлетела стая птиц, оглашая окрестности тоскливыми криками. Возле темных стволов маячили неясные силуэты. Потухшие, расплывчатые, они постоянно менялись, не позволяя отличить один от другого, определить возраст или даже пол. Да полно, а живые ли они?
— Милорд, вы вернулись…
— Мадлен?
Граф быстрым шагом направился к деревьям, но по мере приближения тени расплывались; и рассеялись прежде, чем он сумел рассмотреть их лица.
— Мадлен, где ты?
Повернувшись вокруг, граф в волнении осматривал окрестности замка, стараясь обнаружить хоть малейшие признаки жизни. Вновь разыгралась тревога, привнося с собой ощущение неотвратимости. Жернова войны, прокатившейся здесь, перемололи многое, но картина, простиравшаяся перед глазами, казалась мучительно неполной. Не хватало важного оттенка, заключительного штриха, подписи… Что-то безумно дорогое, жизненно необходимое отсутствовало на ней, оставляя вместо себя вырванный клочок пустоты.
Поежившись, Дракула невольно потер ладонями плечи. Приглушенный ветром голос камеристки больше не звучал в ушах, и стоило продолжить путь. Ведущая за собой тропа обогнула замок, скользнула в полуотворенные ворота и потерялась среди деревьев облетевшего сада. Пробравшись сквозь мокрые камни разбитых стен, граф поднырнул под покосившимися, пропитанными влагой деревянными перекрытиями и оказался внутри ограды.
Прежде прекрасные, ровные аллеи сада представляли собой печальное зрелище. Поскрипывали выломанные проемы окон, с разрушенных стен осыпалась каменная крошка, мерно стучали по листве капли дождя. Опаль под ногами шуршала и разлеталась от каждого шага, обнажая бесплодную, посыпанную песком землю. Заметенные дорожки пересекали поваленные и перебитые деревья, порой преграждая путь. Словно не османское войско побывало здесь, а смертельный ураган пронесся по поместью, разнося в щепки все, что старательно возделывалось прежними хозяевами. В глубине сада высился мраморный склеп, а рядом пристроилась одинокая могила. В замешательстве граф обернулся, пытаясь отыскать иное направление, иное завершение своего пути, но все дороги вели к именно к ней. Старые, заросшие мхом камни покрывали земляной холм, местами провалившийся по краям. Развесистое дерево нависало над ним, образуя естественный полог, прикрывавший от дождя и вездесущего ветра. Деревянный крест, связанный из неокрашенных досок, возвышался в изголовье покорным памятником смерти, бесстрастной и бесчувственной, примиряющей все распри одним взмахом своего черного крыла. Потемневшие лепестки роз, когда-то принесенные сюда, обрывками прошлого проглядывали сквозь выросшую траву и густой мох. На перекладине креста висело золотое ожерелье.
Сердце пропустило удар и на мгновение остановилось, с острой мучительной болью толкнувшись в груди. Воздух загустел настолько, что стало невозможно дышать. Охваченный ужасом граф протянул руку к кресту, но тут же отдернул ее и отшатнулся. В причудливой вязи ожерелья, словно сотканного из золотых листьев, сверкали белые и зеленые бриллианты — точно такие же, что недавно красовались на шее его жены.
Порывистый ветер беспорядочно пробежал по ветвям и тряхнул их, осыпая целым дождем пожелтевших листьев. Покружившись вокруг могилы, он постепенно успокоился, свернувшись возле ее подножия как верный тоскующий пес.
— Милорд… — хрустальная россыпь женского голоса огрубела и изменилась. — Ваше сиятельство… Ваше высокопревосходительство!
Дракула вздрогнул и открыл глаза. Полутемные своды походной палатки перекрывали весь первоначальный обзор, сквозь откинутый полог робко и весело пробирались солнечные лучи. Над постелью склонился адъютант с обеспокоенным лицом.
— Вы просили разбудить вас, когда прибудет посыльный от генерала Капоши. Он ожидает вас в помещении штаба.
— Благодарю, — хрипло ответил граф и небрежно махнул кистью руки. — Ступай туда, я скоро подойду.
Откинув тонкое шерстяное одеяло, он сел на постели и обхватил ладонями голову, медленно приходя в себя. Спутанные влажные волосы лезли в лицо, мокрая от пота рубашка прилипала к телу. Бешено стучащее сердце постепенно затихало, дыхание выравнивалось, а мысли прояснялись. Осознание накатило волной и разбилось о четкие и ясные камни реальности. Сон… просто сон.
Одевшись и приведя себя в порядок, Дракула написал несколько писем, после чего отправил гонца в свое карпатское поместье. Вместе с запиской графине и рекомендательным письмом тот повез приказ охране замка немедленно собираться и сопроводить госпожу через границы Российской империи.
========== Глава 24. Пути отступления ==========
Пехотный генерал со звонким именем Драгомир Капоши служил в румынской армии более тридцати лет. Природа не одарила его военно-тактическим гением, но щедро отсыпала иных качеств, не менее важных для хорошего солдата: исполнительный и точный, он следовал полученным приказам без промедления и лишних раздумий. «Делай, что должен, и будь, что будет», — таким жизненным девизом руководствовался генерал, полный невысокий мужчина с округлым животом и весьма примечательной лысиной, просвечивающей сквозь тонкие пряди пшеничных волос. Судьба благоволила отпрыску богатой и весьма почитаемой столичной семьи. Не почивая на лаврах героя, он поднимался по карьерной лестнице, медленно, но старательно преодолевая каждую ступень. Дослужился до высокого чина, вошел в состав генерального штаба, а в тяжелые времена военного противостояния с Османской империей принял командование одной из вспомогательных армий общей численностью в сорок тысяч человек.
Собрав войска на протяженном плато восточнее крепости Поэнари, принявшей на себя основной вражеский удар, он направлялся к Синайскому перевалу. Противясь назначению Влада Дракулы на пост главнокомандующего, Капоши, тем не менее, покорно следовал его распоряжениям — личные симпатии и антипатии отступали перед воинской дисциплиной. Долгие изнуряющие переходы сменялись короткими привалами, но полностью избежать столкновения не удалось. Возле самой горной гряды румынская армия попала в окружение янычар, превосходящих ее по численности.
Вместо того чтобы принять бой, который старательно навязывал неприятель, князь приказал прорываться любой ценой. Пока по флангам сдерживали натиск, основные силы прошли по намеченному ранее пути. Скрывшись под защитой горных цепей, они приступили к закреплению позиций, встречая противника дружным оборонительным огнем. Атака осман захлебнулась, вынудив оставить преследование и временно расположиться в предгорье. Князь Драгомир накатал пространное донесение в генеральную ставку, проехал по всем ключевым постам и занялся обустройством полевого лагеря. Сутки спустя, убедившись в безопасности занимаемых позиций, он оставил заместителя и отправился с докладом к королю Константину.
Прекрасный погожий денек разливался по склонам лесистых гор, обступающих главное расположение румынской армии. Солнце ласково делилось своим теплом, на глади обмелевшего озера играли озорные блики, светлыми брызгами рассыпаясь по лагерю. В небо поднимался дым десятка костров, разнося соблазнительные ароматы жареного мяса и печеных лепешек. Солдаты занимались повседневными делами: кто-то чинил обмундирование, кто-то чистил мушкет или затачивал саблю. Некоторые вполголоса переговаривались или просто грелись на солнце, отдыхая от переходов и напряжения последних дней. Все понимали, что передышка не продлится долго, поэтому старались с пользой потратить каждый час вожделенной тишины и покоя.