Страстное выступление князя окончилось в полной тишине, произведя впечатление на собравшихся генералов и породив сомнения в некоторых из них. Надавив на природные инстинкты, он позволил червячкам страха выползти из закромов души и отравить прежние самоотверженные мысли.
— А также сбережете свою собственную жизнь? — с усмешкой поинтересовался Дракула, потирая пальцами подбородок. — Ведь это единственное, что вас на самом деле заботит, не так ли? Именно это стремление руководило вами, когда вы изменили присяге, оставив Его Высочество без охраны, тем самым обрекая на верную смерть.
— Я докладывал государю, — вспыхнул Настерский, поворачиваясь к главнокомандующему, — в том была весомая необходимость. В противном случае из окружения не вышел бы никто. Мне было важно спасти хоть часть солдат, сообразуясь с вашими собственными приказами!
— Мои приказы касались совсем другого, — возразил граф, — и вы нарушили их, прикрываясь ситуацией. Но оставим то, что поправить нельзя. Сейчас вы предлагаете отдать страну на растерзание завоевателю, не предпринимая никаких попыток защитить ее. Однако я разочарую вас, одной моей смертью султан не ограничится. Приняв капитуляцию, Ахмед казнит весь руководящий состав и, для острастки, немалую часть войска, как делал это в прежних своих походах. Мне жаль, что история ничему вас не научила. Или это вы так плохо учили историю?
— Да как вы смеете обвинять меня… — Настерский поменялся в лице, на багровом прежде лбу и щеках разлилась смертельная бледность. — Всю мою жизнь я служил на благо королевства, в то время как вы только недавно заняли генеральский пост. Вы не имеете права!
— Вы ошибаетесь, — вздохнув, Дракула поднялся из-за стола, завораживающе медленно доставая из-за пояса пистолет и взводя курок. Вытянув руку, он поднял оружие, целясь в голову генерала. — Как ваш командир и наместник, назначенный самим государем, я обвиняю вас в предательстве и освобождаю от звания и присяги, которую вы преступили.
Грянул выстрел, оглушительно-неожиданный, разорвав тишину, воцарившуюся в палатке. Голова князя дернулась, он неловко всплеснул руками, покачнулся и повалился на пол, с грохотом опрокидывая свой стул. На грязно-белой брезентовой стене расплывалась темная клякса кровавого всплеска — пройдя навылет, пуля пробила плотную парусиновую ткань.
Онемев от внезапности произошедшего, офицеры молча переглянулись. Положив разряженный пистолет на стол, Дракула так же неторопливо достал из-за пояса второй и переложил в правую руку, предусмотрительно взведя курок.
— Кто еще хочет поддержать предложение о капитуляции и предать идеалы покойного короля? — спокойно спросил он.
Возражать главнокомандующему не посмел никто. Тело убитого генерала, содрогавшееся в последних конвульсиях, говорило красноречивее всяких слов. Стараясь не смотреть в его сторону, члены штаба один за другим стали высказывать предположения, поначалу тихо и робко, но потом все смелее и увереннее, постепенно возвращаясь в рабочую колею военного совета. Граф больше наблюдал, чем принимал участие, временами перекидываясь парой слов с обер-секретарем, который старательно записывал все решения и вопросы.
Поздно вечером, распустив собрание, Дракула приказал убрать тело князя, обратившись к ожидавшему его Мирче Милошу:
— Повесить перед войсками как предателя короны. Если кто-то еще задумается о связи с османами, немедленно доложить мне.
— Как прикажете, ваше сиятельство, — генерал покорно склонил голову, после чего отправился выполнять поручение.
========== Глава 27. На перепутье ==========
Второй день шел дождь. Монотонный перестук капель по черепичным крышам множился и перекликался, сплетаясь в равномерный сырой шелест, пропитавший все вокруг. В воздухе плясала мельчайшая водяная взвесь, наполнявшая его свежестью и слабыми, но отчетливыми ароматами влажной земли. Ветер спал, и листья деревьев мерно вздрагивали, временами сбрасывая с себя излишки дождевой воды.
Графиня Александра вытянула руку из-под наклонного козырька крыши, завороженно наблюдая, как разбиваются о ладонь водяные капли. Со смотровой площадки одной из самых высоких башен замка открывался прекрасный вид на владения ее мужа. С одной стороны возвышались горы, покрытые потемневшими от влаги буковыми и сосновыми лесами, в долинах между ними дымился редкий полупрозрачный туман. С другой простирались луга, переходящие в пашни, а между ними петляла дорога с заросшими высокой травой обочинами. Пустынная в ненастье, она являлась основным путем, соединяющим замок и прилегающие к нему деревни. Крыши ближайших домов, острый шпиль церкви и сейчас можно было рассмотреть в туманной дали.
Шорох дождя успокаивал, ложась благодатным бальзамом на душу молодой графини. Где-то там, за горными перевалами, на расстоянии сотен километров почти два месяца шла война. Далекая, но оттого не менее грозная, она невидимыми крыльями охватила всю Румынию, установив новые правила и заставив постоянно помнить о себе. Поместье Дракулы превратилось в укрепленную цитадель, способную выдержать не одну неделю осады. Охранные посты максимально расширили, за предместьями установили наблюдение, а подходы к самому замку постоянно патрулировались. В остальном жизнь почти не изменилась, но краски словно потускнели, а прежде ровные и чистые мазки смешались с грязной водой напряжения и неизвестности.
Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, слегка приглушенные каменными стенами башни. На смотровой площадке показалась Мадлен — миловидная зеленоглазая девушка, доверенная камеристка графини. Поклонившись, она с почтением произнесла:
— Простите, если помешала, миледи. Его сиятельство просил найти вас, он предлагает сыграть в шахматы и выпить чаю.
Аликс мягко улыбнулась:
— Передай папе, что я скоро приду.
Обернувшись к перилам, она вновь вслушалась в дождь. Покидать башню совершенно не хотелось. Графиня испытывала странную двойственность — сочетание нависшей угрозы и временной безопасности, и не менее странное внутреннее отрицание, заставлявшее отца и дочь играть в мирную жизнь. Впрочем, постоянный обмен волнениями ничего бы не изменил — помочь армии они не могли, а жизнь вопреки всему продолжалась. Конечно, сохранялась возможность уехать из страны, как сделали это многие аристократы, бежавшие от неминуемой смерти. Однако Аликс даже думать не желала о том, чтобы оставить Румынию, за которую сражались ее брат и муж. Пока она здесь, она мысленно с ними, их соединяет прочная невидимая нить, но стоит ей пересечь границы — и связь неминуемо прервется.
Чувства рассыпались брызгами и протекали сквозь пальцы, словно дождевая вода, собиравшаяся на ладони девушки. И если отношение к нежно любимому брату вполне выражалось отчаянной надеждой, то образ супруга был более сложен и более противоречив. Двусмысленная встреча с османской переводчицей накануне их расставания надолго поколебала спокойствие Александры. Не одну ночь провела она в размышлениях, но однажды, гуляя по замку, ненароком забрела в кабинет графа. Напротив рабочего стола висел их совместный портрет, написанный всего полгода назад — удивительно подробный и реалистичный. С тех пор она часто приходила туда, мысленно беседуя с ним и с самой собой. «Как много я о нем не знаю…» — думала девушка, рассматривая дорогие черты, и моменты прежнего счастья вспыхивали все ярче, пока окончательно не затмили воспоминания о роковой ночи. В свете военных событий страх потерять заинтересованность мужа показался смешным и ничтожным по сравнению с риском остаться вдовой. Больше графиня не рассуждала о неверности, в которой, к слову, могла и ошибаться. В душе осталась лишь горечь разлуки, тихая тоска и беспримерное волнение за судьбу любимого.