Лошади шли размеренной рысью. Ночной мрак сгустился, плотными слоями ложась на каменистую почву предгорий с вихрастым травяным покровом. Перевалило за полночь, и до расположения османского лагеря оставалось не более часа езды. Впереди двигался небольшой арьергард, разведывая дорогу, а основные силы отставали на пару сотен метров. Ехали молча, каждый вынашивал собственные мысли, при этом не забывая внимательно наблюдать за окрестностями.
Часовые на первом охранном посту, что встретился на пути румынского отряда, даже не успели понять, что произошло. Приняв всадников за своих, они для приличия потребовали пароль, но командир «янычар», гарцуя на лошади, что-то коротко бросил на чистом турецком языке и поскакал вперед. Его сопровождение чуть замешкалось. Взмахи нескольких сабель, с легким свистом синхронно рассекших воздух, положили конец существованию заставы. Кавалькада всадников отправилась дальше, оставив после себя лишь обезглавленные тела в лужах крови, маслянисто поблескивающей под всполохами осиротевших факелов. Еще пара подобных укреплений пала под натиском переодетых румын, не успевая ни поднять тревогу, ни оказать достойное сопротивление. Передвигаясь бесшумно и быстро, каратели напоминали ночные тени, мелькавшие под лучами стареющей луны. Наконец, вдалеке показались огни военного расположения, рассредоточенные на некотором расстоянии друг от друга: лагерь осман крепко спал в ожидании рассвета, который не должен был наступить для многих из них.
За валом свежевскопанной земли на высоких пиках повисли знамена, возле редких костров скучали наблюдатели. Остановившись в небольшой ложбине и подождав основную группу, Дракула еще раз оглядел всех, убедившись в полной готовности, вытащил саблю из ножен и вскинул правую руку. Он не произнес ни слова, но по всему отряду потянулся тихий свист и короткие резкие звуки, похожие на крик сокола пустельги — заранее обговоренный сигнал к атаке. В следующую секунду конница сорвалась с места и бросилась в сторону огней.
Подобно разрушительному шквалу румынские воины ворвались в спящий лагерь, поражая всех, кто встречался им по пути. Проносясь мимо палаток, всадники срезали факелы и швыряли на тканевые перекрытия, которые быстро занимались и разгорались подобно огромным кострам. Дымовая завеса заволакивала просветы, со всех сторон раздавались крики и звон сабель. Приглушенные звуки падения, топот копыт и конское ржание сплетались в безумное сопровождение огненной вакханалии. Сонные османы выскакивали из палаток, наскоро похватав оружие, но определить противника в ночной кутерьме было невозможно. Перед взорами растерянных воинов мелькали турецкие мундиры, звучала турецкая брань. Охваченные паникой и страхом, они пытались сопротивляться, но в хаосе сражения вступали в бой друг с другом, не понимая, кто находится перед ними. Вопли и стоны повисали в воздухе, заполняя все обозримое пространство. Вдоль полыхающих навесов лежали трупы и раненые, захлебывающиеся в собственной крови, а мимо проносились всадники, сея вокруг неотвратимую и неизбежную смерть.
Откуда-то издалека донеслось низкое звучание военного рога. Проплыв над лагерем, оно оборвалось, быстро рассеявшись в окружающем шуме. Дракула оттолкнул сапогом мертвого янычара, которому мгновение назад снес голову, и внимательно прислушался. По его губам скользнула улыбка: отряды под командованием Капоши атаковали позиции осман с противоположной стороны, тем самым отвлекая внимание и не позволяя собрать силы в единый кулак. Дальше медлить не стоило — генерал имел четкий приказ продержаться не более получаса, после чего отходить обратно, не вовлекая людей в полноценное сражение. Ударив коня по бокам, Дракула поскакал в лабиринте палаток, не обращая внимания на разбегавшихся османских солдат. Следовало как можно скорее отыскать шатер султана.
Белый восьмигранный купол вынырнул из темноты, размерами и парчовой отделкой не оставляя сомнений в собственном предназначении. Навстречу всаднику бросились двое вооруженных охранников. Обманутые турецким нарядом, они замешкались, и граф сразил их несколькими сильными ударами. Спрыгнув с коня, он рассек клинком стену шатра. Где-то позади кипел бой, но рядом больше никого не было, и Дракула, откинув в сторону рваный клок ткани, вошел внутрь.
В полутемном помещении было тихо. Мягкий ковер с длинным ворсом глушил шаги, неровные пятна света, отброшенные масляной лампой, дрожали от дуновения воздуха. Возле немногочисленных занавесей и за ширмой скопился мрак. На походном столе застыли остатки трапезы и недопитый кубок с красным вином. Рядом едва дымился кальян, трубка которого покоилась возле чаши для омовения рук. На полу под столом свернулось несколько свитков. Все говорило о том, что хозяин был здесь совсем недавно и, возможно, все еще находится неподалеку. Сделав несколько осторожных шагов, граф уловил движение в дальнем углу и отступил обратно в тень, подняв перед собой саблю.
— Румынский пес, ты надеялся найти здесь моего господина? Ты опоздал, и найдешь лишь собственную смерть, — резкий хрипловатый голос разрезал тишину, и из темноты показался Касим-бей, медленно выходя на середину шатра.
Фигуру османского военачальника покрывали лепестки металлических доспехов, надежно защищая все важные части тела. Кожаный пояс с парой кинжалов и пустыми ножнами перетягивал талию, из-под набедренных лат спускались полы мелкоячеистой кольчуги. Шлем с остроконечным навершием прятал пристальный взгляд прищуренных глаз. В руках воин сжимал по остро наточенному ятагану. На мгновение один из эфесов сверкнул позолотой, давая Дракуле понять, что перед ним не простой янычар.
— Подходи и умри как мужчина! — крутанув клинки, противник развел их в стороны, делая приглашающий жест, и кривая ухмылка расплылась по его губам.
Сократив расстояние, Дракула размахнулся и ударил наискось, стараясь не столько задеть соперника, сколько оценить его подготовку. Касим-бей молниеносно отразил атаку, почти одновременно рубя вторым клинком, пронесшимся над самой головой пригнувшегося противника. Зазвенели клинки, пронзительно всхлипнула сталь, и удары посыпались один за другим: османский военачальник виртуозно владел холодным оружием, казавшимся продолжением его рук. Румынскому воеводе ничего не оставалось, кроме как отбивать атаки, постепенно отступая. Изогнутое лезвие сабли с трудом держало удар, порой соскальзывая, и «сыну дракона» пришлось применить все свое мастерство, чтобы просто защищаться.
Воздух наполнился лязгом металла и глухим перезвоном лат — противники двигались быстро и плавно, словно выводя замысловатый, безумно опасный танец. В глазах Касима плескалась сосредоточенная ярость, которую он вкладывал в каждое свое движение, и вскоре граф осознал, что одним клинком ему не справиться. Отклонившись, Дракула выхватил кинжал и, парировав очередную сокрушительную атаку, поднырнул под руку османского военачальника, вонзая клинок ему в грудь. Остро заточенное лезвие прошло сквозь сочленения доспеха и обиженно звякнуло, наткнувшись на плотные кольца кольчуги. Ударив противника рукоятью меча, Касим-бей с силой оттолкнул его. Натолкнувшись на стол, граф прокатился по его поверхности, снося все, что на ней было. Лампа опрокинулась, разливая кипящее масло по ковру, который тут же вспыхнул мелкими жадными язычками пламени.
Рывком поднявшись, Дракула попытался вернуть себе преимущество, но не успел. Пинком отбросив стол, Касим обрушился на него, пробивая поставленную защиту. Взмах ятагана прошел вскользь, рассекая плечо и вырывая из раны темно-красные брызги крови. Стиснув от боли зубы, граф вывернулся, резко уходя в сторону. Снова соперники обменивались ударами без какого-нибудь существенного результата. Тесное пространство шатра не давало простора для маневров, а схожая подготовка и опыт не позволяли закончить поединок одним решительным взмахом клинка.