— А теперь позволь и мне сказать, — весь вдруг затрясся от возбуждения Скирон.
— Говори.
Над головой Скирона неустанно парила неведомая птица.
— Этот твой Зевс и мать-Деметра произошли от брата и сестры, и твоя игривая Персефона — тоже дочь брата и сестры — Зевса и Деметры, а ее гранатозерный супруг, Гадес, — родной дядюшка своей жены; как же мне верить этим... — и тут, — о чудо, — произошло нечто совершенно невероятное: вновь осененный неким прозрением Скирон произнес совершенно новое для элладцев слово: — распутникам! и их отпрыску.
И едва слышно добавил:
— Коли это так.
А следом еще тише:
— Эх, нет, любви не существует.
— Как это не существует, Скирон... А то, что всемилосердный Зевс вновь вернул нам, людям, Деметру, это разве не любовь, а?
— Нет, нет ее! — как одержимый, воскликнул Скирон, на которого снизошло прозрение, — Зевс поступил так не из заботы о нас, — твои боги ищут в людях лишь пользы для себя, им только б получать от смертных дань уважения и жертвенных животных.
Неотрывно глядевший на него в задумчивости мудрый Кихрей сказал:
— Хорошо, я дам тебе любовь. Только знай...
— Как, или ты тоже бог? — встрепенулся Скирон.
— Ты дашь мне досказать? На что это похоже — без конца перебивать! — вновь вскипел Кихрей, но, сразу же остыв, добавил спокойно: — Я не из богов, но у меня есть дочь, Тиро, и я отдам ее тебе. Красавица, невиданная красавица. И к тому же она добродетельна. Ты ее непременно полюбишь и тогда поверишь в любовь, Скирон. Только знай, вода станет твоим вечным, как бы притаившимся в засаде, коварным врагом, ибо я сам, саламинский мудрец, царь и герой, являюсь сыном потрясателя Земли — Посейдона, и у моей дочери будет невольное тяготение — вот ты только что назвал это слово — невольное тяготение к распутству, потому что и в ней тоже кружит, хоть и малая, толика крови Посейдона. Моя Тиро — порождение Земли и Воды, а поскольку она дочь Земли, то всегда будет жаждать Воды. Но сама она ничего об этом не знает; поэтому ты должен простить ей эту невольную тягу, Скирон, ну что ей, скажи, поделать, она ведь живет в наше время... А коли у тебя с Тиро что-то получится не так, как потом, может, подыщешь себе другую.
— Какую еще другую...
— Скажем, Деметру.
— Нужна она мне! Меня кормит стадо.
— Твое стадо щиплет травку. И запомни, Скирон, не ругай ты лучше наших богов, хотя бы так громко, что бы там ни было, все мы в их руках.
— Нет.
— Замолчи! — И вспомнил: — А ты тоже не лишен коварства.
— Почему...
— Ведь ты же сказал поначалу, что не знаешь Деметры, а тебе, оказывается, все прекрасно известно.
— Да нет, это так...
— Как то есть так...
— Не знаю, что-то в меня вселилось.
— Когда? Сейчас?
— Вот только что, да.
Кихрей положил на плечо ему руку:
— Ну, я пойду. Храни благоразумие. Хотя нужно ли благоразумие такой любви, который ты алчешь... Будь здоров.
— Доброго пути, Кихрей. Да миновать тебе благополучно многообильные пески пустыни и счастливо путешествовать по виноцветному морю на надежнейшем из надежных корабле. И да покровительствует тебе в дороге твой родитель.
— Благодарю.
У Скирона вдруг сперло дыхание:
— Ты в самом деле пожалуешь мне ее...
— Свою дочь? Не знаю, нуу... там...
Да. Он... колебался.
А, может, он и впрямь передумал, так как никто под таким именем не появлялся. А какие только Скирону не попадались; но, перебыв с ним и ублажив немного свое тело, женщины вскорости жадно устремлялись сердцем и разумом в другом направлении — истомно прикрывая глаза, они вовсю превозносили непревзойденного героя Тесея. Ах, он, оказывается, взял живьем марафонского быка, убил, оказывается, грозу безвинных путников — известного разбойника Перифета и завладел его всесокрушающей палицей; разорвал пополам с помощью его же упругих сосен проклятого Питикампа; поразил, оказывается, своим мечом кромионскую дикую свинью Тею, хотя, правда, по мнению некоторых путешественников, то была не свинья, а женщина, пожирающая людей; еще он, оказывается, убил погубителя многих людей аркадского исполина Керкиона; сверх тогда прикончил, оказывается, на его же собственном ложе стяжавшего мрачную славу злодея Прокруста... А дочери Кихрея все было не видать.