Тут дун Абрахам снова трахнул кулаком по столу.
— А ты его видел, этот мыс? Ты сидел на одном сухаре и глотке воды в сутки? Что ты знаешь об океане? Да ты, не дойдя до этого мыса, штаны обмараешь!
Хайме, звеня шпорами, выскочил из столовой.
— Ты-то много понимаешь в морском деле, — непочтительно бормотал он, взбегая по скрипучим ступенькам. — Всю жизнь на кухне провел, а тоже…
У себя Хайме заперся на ключ. Забегал по комнате. Потом, остыв немного, зажег свечу и присел к столу. Достал из потайного ящика свертки портуланов, любовно разгладил один, всмотрелся в изгибы тонких линий. По памяти перерисовывал он эту карту там, в Марселе. Вот он, мыс Санту-Тринидад. За ним синяя океанская ширь, и дероты — курсы к Островам пряностей — здесь не проложены очевидцем, а вычислены ученым картографом по многим тайным сведениям.
Хайме сам не знал, почему сразу, чуть ли не с первого взгляда уверовал в марсельский портулан.
Что бы там ни было, а он уйдет в океан. По звездам, по тайному портулану поведет он каравеллу, снаряженную торговым домом Падильо и Кучильо. Купцы хотят получать пряности не аррателями, а целыми квинталами. Что ж, они получат то, чего хотят. И он, Хайме, тоже получит, чего хочет: океан. Океан будет с ним каждый день и каждую ночь.
Он добьется, он увидит, как в рассветной синей дымке средь просторов океана встанут горы островные в пенном грохоте прибоя. Там в зеленой чаще леса, под горячим солнцем юга люди черные, нагие собирают черный перец, драгоценнейшую пряность. Ловко медными ножами с веток дерева корицы трубкой кожицу срезают: до того нежна корица, что железа не выносит… О, таинственные земли! О, просторы океана!
3
Прежнего короля, Эрмандадо Четвертого — Благословенного, все боялись. Мрачный, нелюдимый и непонятный, он целые дни проводил с великим инквизитором за списками еретиков, а по ночам, страдая бессонницей, скрыв лицо под белым капюшоном члена Тайного судилища, присутствовал на допросах.
Все боялись его, а он еще больше боялся всех. И особенно тех, кто придумывал что-нибудь новое. Новое он считал опасным, таящим в себе неизвестные угрозы. И смерть его была праздником для всех, кроме немногих приближенных, которые хорошо изучили его нрав и умели угадывать желания.
Новый король, Аурицио Седьмой — Многомудрый, как он велел себя называть, был двоюродным братом Эрмандадо Благословенного, не имевшего детей. Это был деятельный человек с прекрасным аппетитом, любитель псовой охоты и игры в серсо. К святой церкви он относился с уважением, но трактуя по-новому учение святого Пакомио, покровителя Кастеллонии, считал высшим лицом церкви в стране не великого инквизитора, а себя. Великий инквизитор не мог пожаловаться папе: супруга короля, в девичестве — инфанта Соледад де Шевр-э-Шьен приходилась внучатной праплемянницей самому папе. Король Аурицио полагал, что если великому инквизитору дать волю, то в великом королевстве Кастеллонском останется слишком мало мужчин для пополнения войска и уплаты податей и слишком мало женщин для умножения населения, а также для кройки и шитья. Он считал, что недовольство и еретичество идут от неудовлетворенных страстей, и поэтому опубликовал ордонанс, коим населению предписывалось добавлять в повседневную чесночную похлебку коровье, а за его отсутствием — оливковое масло, ибо, как говорилось в ордонансе, пища, не сдобренная маслом, пробуждает в человеке недовольство.
И еще он ввел много других подобных новшеств.
Вот почему повелел он называть себя Многомудрым.
В назначенный день и час король Аурицио подписал указ о возведении в графское достоинство хранителя своего стола. Затем он встал перед коленопреклоненным дуном Абрахамом и ударил его шпагой плашмя по плечу с такой силой, что корона на круглой голове его величества слегка покосилась.
— Граф до Заборра! — торжественно провозгласил король, поправляя корону. — Таков отныне ваш титул, сеньор. Я пожаловал его за долгую верную службу. Все знают, какое ответственное бремя вы, граф, несете… э… в нашем королевстве. Я доволен, граф. Соус, который вы составили ко вчерашнему обеду, был почти безукоризнен. Может быть, в нем слегка не хватало… э… — король пошевелил пальцами, — но в остальном он был превосходен.
— Ваше величество… — растроганно проговорил новоиспеченный граф до Заборра, его большие грустные глаза увлажнились.
— Знаю, граф, знаю, — сказал король усаживаясь на трон. — Знаю и ценю. Попробуйте, граф, добавить в него немного чеснока и тертых орехов, но так, чтобы в меру… Ну, вы понимаете. — Король повернулся к первому министру. — Что там у нас еще на сегодня?
Первый министр, изящнейший герцог Серредина-Буда красиво изогнулся и зашептал королю на ухо.
— Ах да! — сказал король и задумчиво положил два пальца на усы. — Прямо не знаю, прямо не знаю… Ну, пусть войдет, — велел он герцогу. — Останьтесь, граф до Заборра, вы будете нужны.
Дун Абрахам помрачнел, увидев, как в опустевшую тронную залу вошел, кланяясь от порога, сеньор Кучильо. Король милостиво протянул купцу руку для поцелуя и сказал:
— У вас слишком длинный кафтан, сеньор. Итак, я вас слушаю. Излагайте.
Вкрадчивым голосом Кучильо начал перечислять многие выгоды, которые получит кастеллонская держава от заокеанской экспедиции к Островам пряностей. Король то и дело перебивал его.
— Сколько, вы говорите, будет стоить квинтал черного перца? Семь круидоров?
— Всего семь круидоров, ваше величество. Во много раз дешевле, чем он обходится королевской казне сейчас.
— Вы плохо считаете, сеньор Кучильо. Надо целых три года платить жалованье командоро-навигаро и экипажу, а также солдатам. Цена квинтала возрастет.
— Ваше величество, мы с сеньором Падильо все подсчитали. За вычетом расходов на жалованье и полное снаряжение каравеллы цена одного квинтала будет семь круидоров и ни на один ресо больше.
— Семь круидоров… Не знаю, прямо не знаю, — озабоченно пробормотал король. — А вы уверены, что каравелла приплывет именно к Островам пряностей? Никто ведь не знает, как туда плыть.
— Сын дуна Абрахама… Простите, граф, — Кучильо с улыбкой поклонился хранителю стола. — Сын графа до Заборра учился корабельной астрономии. Он знает, в какой стороне океана лежат Острова пряностей. Так он уверяет.
— Ваш сын, граф? Каков, однако! Впрочем, я слышал о нем. Приведите его как-нибудь ко двору.
— Ваше величество, — сказал дун Абрахам, ущипнув себя за треугольную бородку. — Мой сын еще крайне молод… Он не вполне отдает себе…
— Это пройдет, — сказал король, — молодость обязательно пройдет, не так ли, сеньоры?
Это была шутка, все засмеялись, и дуну Абрахаму тоже пришлось похихикать.
— Кроме того, — продолжал король, — он пойдет, как я понял, корабельным астрономом, а командоро-навнгаро мы назначим… ну, конечно, назначим дуна Байлароте до Нобиа. Прекрасный моряк. Вчера мне доложили, что он отбил у мавров галеру… Так что вы думаете об этой экспедиции, герцог? — обернулся он к первому министру.
— Разрешите, ваше величество, высказать некоторые опасения, — заговорил герцог Серредина-Буда, изящно округляя губы. — При всей ослепительной привлекательности замышляемой экспедиции, равно как и при поистине грандиозной выгоде, которую она сулит вашей процветающей державе, нельзя в то же время отвлечься от мысли о крайней опасности неведомого океанского пути. Достаточно вспомнить поистине столь же великое, сколь и трагическое плавание дуна Бартоло…
Король заслушался. Прикрыв глаза, он наслаждался плавным течением речи первого министра и почти не прерывал его.
— Прекрасно, герцог Серредина, прекрасно, — сказал он, когда герцог умолк. — Но было бы еще лучше, если бы вы произносили звук «с» несколько тверже… тверже и в то же время мягче… Ну, вы понимаете. — Он посмотрел на дуна Абрахама не выпуская, однако, из поля зрения и сеньора Кучильо. — А что скажете вы, граф?