Уютный подвальчик. Исключительно для мужчин. Они занимаются тут мужскими делами. Здесь не женские дела. Женщинам лишь разрешается присутствовать на подмостках в качестве музыкальной иллюстрации. Вот и они — выводят прелюдию. Разбежались, раскрутились, ноги вверх! Пятнадцать левых ног, пятнадцать правых. Худые ляжки военного времени.
Третья с краю — Тереза. Выглядит вполне пристойно. Рыскает по залу. Не меня ли высматривает? Тереза, Тереза, не найдется ли у тебя клочка сена?
Эх, заняться бы этнографией урбанизма, собирать жанровые картинки времен оккупации и прятать в стогу сена до освобождения…
— Салют, мсье. Тут свободно?
— Я жду приятеля.
— Гастона, что ли? Так мы вместе и побеседуем.
— Рядом свободный столик. А у меня занято.
— Брезгуешь, аристократ вшивый. А я думал, мы с тобой в города поиграем: Спа — Седан, Брюссель — Брюгге. Так я присяду.
— Я позову метрдотеля.
— Помалкивай, парень. Я привез тебе привет от твоей бабушки, а ты еще недоволен, даже поговорить со мной не хочешь. Сидеть тихо и не рыпаться.
— Предупреждаю, мсье, денег у меня при себе нет. Если вы начнете стрелять, ничего не произойдет, кроме грохота.
— Стрелять? Да на такого типа пулю жалко тратить. Я тебе честно скажу, ты моей пули не стоишь.
— Могу предложить вам нож.
— Я смотрю, ты веселый паренек, с тобой не соскучишься. Я с тобой по-другому разделаюсь. Я тебя словом убью.
— С вашими способностями, мсье, только в цирке выступать. Рекламу я готов взять на себя: «Всего один вечер! Раз в столетие!»
— Ладно. Хватит фигли-мигли разводить, мне тоже некогда. Я стреляю.
— Предупреждаю, мсье, у меня бессмертные уши.
— Где бутылка оранжада?
— Надеюсь, я вас правильно понял? Гарсон! Одну бутылку оранжада для этого мсье, который присел за столик без приглашения. Получите вашу бутылку. Недурственно промочить глотку в такую жару. Хотя в этом милом подвальчике не жарко.
— Ты не прикидывайся, парень. А то фрау Ирена будет недовольна и пожалуется, кому следует. Сидеть тихо. Ты арестован. Руки на стол! Вот так, умница. Ты знаешь, что случилось, когда распятый Христос пришел в порядочный дом? Наследил гвоздями. Усек мораль. Так что сиди смирно. Дай-ка я тебя поглажу. Ага, вот он, «вальтер». Нехорошо иметь при себе оружие, оно же стреляет. Я его сюда, под газетку. Ты сам зарядил свою пулю. Где вода? Отвечай.
— Вода, по-моему, на столе. Но я наливать вам не стану.
— Так ты еще не понял, о какой воде я спрашиваю. Тяжелый паренек.
— С каких это нор тайная полиция стала заниматься такими дешевыми штучками? Я отказываюсь отвечать на вопросы в этом заведении, канкан мешает мне сосредоточиться.
— Сейчас сюда подойдет одна маленькая цыпочка, и мы двинемся дальше. Фургон у подъезда.
— Тихо, гестаповская крыса! Руки на стол! Стреляю при первом движении, эту пулю я зарядил для тебя. Не рыпаться, говорю. От меня под газеткой не спрячешься.
С выхваченным из-под газеты «вальтером» в руках он отступал спиной за стойку бара. Со стороны казалось, он исполняет грустный танец. Канкан в том же ритме продолжал вскидывать ноги. Прозвучал женский крик, ломая звуковую гармонию. А он уже выскользнул на кухню.
В спину раздались свистки, крики. Музыка сломалась окончательно, вместо нее затопали сапоги. Погоня продолжалась, но колеса пришлось сменить на эрзацподошвы. Ноги у него пока неподдельные, и, если они не подведут, он выиграет свою войну.
Калитка была открыта — проскочил. Изгородь не очень высока — перелетел. За спиной с гулкостью пробки ухнул выстрел, пуля коротко взвизгнула над ухом, процарапав стену.
Подумать лишь, третий год войны — и это первый выстрел в меня. И сам ни разу не стрелял во врага, разве что на тренировках. Такая уж у меня война, без выстрелов и разрывов, без цепей и флангов, я сам себя обрек на такую войну.
Тяжелый, мучительный день словно бы нехотя иссякал над городом. В углах копились тени, но на широком бульваре еще слоились лучи заходящего солнца. День был горячим и нескончаемым, наверное, как раз таким бывает последний день жизни.
Вторая пуля свистнула рядом, и почти сразу долетел указующий глас:
— В ногу его! Взять живого.
Мне не хватило всего одной минуты. Одна минута, и я успел бы сказать Виктору, где находится сак с бутылкой. О баре Франсуа они ничего не знают, потому что я ходил туда до Эжена, будучи без хвоста. Моя бутылка вне подозрений. Но там, где она в безопасности, она никому не нужна. И бесноватый фюрер изготовит свое новое тайное оружие.