Он попытался еще раз переменить тему:
— Вы, я смотрю, не изменили своей японистике? — и указал глазами на длинные акварельные какэмоно, повешенные над тахтой. — Похоже, это Утамаро?
— Это его ученик — Утамаро работал больше в манере укиеэ. — Она с готовностью пустилась в объяснения. Поговорили о ее работе, она защитилась по лингвистике, изредка занимается переводами, хорошо, что на работу не надо каждый… Маргарита Александровна отвечала даже с бойкостью, но явно не желала возвращаться в прошлое, а иной связи не могло возникнуть между ними. Кто они друг другу? Только Володя Коркин и был их единственной связью, а его-то как раз и не было в этой комнате, сколько он ни приглядывался. Не было Володи — пуля просвистела и канула, не оставив следа. И лишь надламывалась нижняя губа чаще, чем следовало.
Сухарев решительно вдавил сигарету в пепельницу.
— Я хотел узнать… — он собирался сказать «извиниться», но в самый последний момент у него не получилось, и он закончил более сдержанно: — Я хотел спросить о его матери.
— О чьей матери? — она испуганно посмотрела на книжную полку, и он заметил там под бородатым Хемингуэем крошечную фотографию пожилой женщины. Маргарита Александровна быстро перебежала глазами на него, как бы пытаясь отстраниться от его назойливых вопросов. Отчего так невыносимо возвращаться к ушедшему? Продолжая смотреть на него, Маргарита Александровна зябко повела плечами. — Перестали топить, — молвила она, уходя от вопроса.
— Я спрашиваю вас о матери Володи Коркина, — повторил он тверже.
— Я не забыла его, — странно отвечала она, и Сухарев поразился внезапной пустоте ее голоса. — А Вера Федоровна умерла семь лет назад, она совсем ослепла под конец, я ее хоронила… — Маргарита Александровна, не глядя, вытянула платок из-за спины, закутала плечи и снова нервно поежилась.
— Я ведь был у нее…
— Да, она потом говорила мне, — ответила она с тем же испугом.
— Сразу после вас к ней и пошел, в тех же сапогах…
— Я знаю.
Черт возьми, ничем ее не прошибешь. Сухарев ощутил обжигающую волну. Неужели в тебе ничего не просыпается при этих воспоминаниях? Недаром сказано: прошлое неизменно и пусть остается таковым, ворошить его опасно, а в лирических вариантах и гибельно для былого чувства. Лучше бы он до вернисажа поехал к Харитонову, там непринужденно, там тепло, там радость общения. Огромная, в старинном особняке, квартира, в которой можно заблудиться, хлебосольный дом, самовар стоит на столе с десяти утра, вечно полно народу: модные поэты и хирурги-гинекологи, прославленные физики и непризнанные художники, барды с гитарами и бойкие, пробивающиеся в жизнь актрисульки, все сплошь мыслители и прогрессисты, одни приходят, другие исчезают, а хозяин сидит в кабинете, обложившись рукописями, в каждой комнате своя жизнь: магнитофон с Высоцким, преферанс, телек, последний номер «Шпигеля» и «Жур де Франс», полнотелая улыбчивая хозяйка поспевает всюду и развлечет любого, впрочем, там никому нет дела, чем ты занят, только в кабинет не врывайся, а потом тетя Шура начистит селедки, напечет картошки в мундире, извлечет из холодильника водку, хозяин, низкорослый, быстрый, язвительный, выйдет из кабинета, раздавая кивки и поцелуи, все оживятся, усядутся за гигантский круглый стол, тот стол не разделяет, черт возьми, и пойдет интеллигентный треп под селедочку: телепатия и ее будущее, современное положение интеллигенции, тибетская медицина, связь с внеземными цивилизациями, что делать с экономикой и русофилами, как вам понравилась последняя постановка Любимова, что сказал Михаил Григорьевич или Аркадий Максимович, и все, что душа пожелает, планетарный диалог, картошку в мундире там подают на саксонском фарфоре, а мебель? о, там уже отказались от современных гарнитуров, там последняя новость: русская старина, во всех комнатах сплошной Александр, Павел и даже чуть-чуть Елизаветы, я тоже хаживаю иногда в харитоновский дом, жаль, что еще не привелось встретиться там лично с Иваном Даниловичем, но надеюсь, надеюсь, куда же он теперь денется? вот он в этот момент как раз хочет туда навостриться от Маргариты Александровны, даже на часы тайно глянул: всего половина третьего, еще не вечер… Отчего мы закованы в немоту?
— Вы, кажется, задумались о чем-то? — услышал он.
— Простите, в самом деле, немножко…
— Я спрашивала вас, не хотите ли кофе?
— Кофе? Разве что на дорожку. Я ведь проездом в Москве, послезавтра улетаю.
— Так я сварю, — ответила Маргарита Александровна, старательно пропуская его экивоки.