— Извини, пожалуйста, мне сейчас некогда, у меня гости.
Спустя два часа тот же номер: 6-22-43.
— Будьте добры, если можно, пожалуйста, попросите к аппарату Вику.
— Виктории нет дома.
В самом деле, к чему тянуть резину — на Диксон! Иван Сухарев произвел разведочный рейс в вербовочное бюро и уже собирался запастись медицинскими справками, но тут закрылась навигация, на носу Новый год, а с ним срок сдачи курсовой работы. Сухарев с головой погрузился в средние века и вынырнул обратно в двадцатый век ровно за сорок минут до Нового года.
Он вскочил, пытаясь сообразить, где бритва. Новый год он встретил в обнимку с уличным фонарем, пронзая взором потухшие окна ее квартиры.
Часы на углу показывали четверть первого. Начиналась вторая половина века. Сухарев блуждал по знакомым домам, направляемый зовом крови. В третьем, кажется, доме, наиболее оснащенном музыкальными шумами, из столовой выплыла навстречу Виктория, раскачиваемая хмельным новогодним ветерком.
— О-о, Иван, — молвила она, растягивая гласные. — Где ты был? Я тебя ждала.
— Я только что с Диксона. Там пурга.
— Что же ты не поздравишь меня с Новым годом?
Он тупо поздравил, будучи не в силах оторваться взглядом от ее звучащих губ:
— С новым счастьем, Вика. Уверен, что ты его заслужила.
— Можешь поцеловать меня в щечку, — объявила Виктория, показывая пальцем доступное место.
— Спасибо, я сыт, — бодро отвечал он.
— В таком случае проводи меня, — приказала она. — Я опьянела от шума, тут какая-то музыкальная клоака.
Они очутились в безлюдном городском парке. Между деревьев многозначительно завивались снежинки. Виктория долго карабкалась пальчиками по могучему Иванову торсу, пока ее руки не сцепились за его шеей.
— Я решила, Иван, — сказала она. — Карантин кончился. Ну? Что же ты?
Иван Сухарев был допущен к губам и не покидал их до рассвета.
— Я буду тебя цивилизовывать, — объявила Виктория в короткой паузе расцепившихся губ.
Так Иван Сухарев вступил в викторианскую эпоху своей жизни. Он был введен в профессорский дом в качестве жениха, нуждающегося в культурной и интеллектуальной помощи со стороны высокоразвитых стран. Профессор Мурасов самолично показал ему библиотеку, как бы служившую многотомным интеллектуальным приложением к Викиным губам.
Отныне к сияющим высотам науки они продвигались, взявшись за руки. Виктория твердо знала, что будет заниматься русскими летописями. Иван же Данилович тяготел к современности, желая заняться систематизацией и разоблачением новейших форм зла. Таким образом, путь был определен загодя, однако перед дальней дорогой полагалось запастись предшествующими знаниями.
Под чутким руководством Виктории Иван Сухарев окончил начальную школу — классы ХТ, Хорошего Тона. Иван Данилович столь успешно завершил их, что оказался в состоянии составить сам несколько правил ХТ, среди которых наибольшее признание получило такое:
— Если вам предстоят большие расходы и у вас нет при себе наличных денег, следует поехать в сберегательную кассу и снять деньги со своего текущего счета.
(Справедливости ради заметим, что данное правило так и осталось произведенным на бумаге, ибо наш герой и поныне продолжает пребывать бессребреником.)
Вот уже без задержки Иван Сухарев переведен в среднюю школу — классы ХВ, Хорошего Вкуса (живопись, музыка, архитектура, история костюма), которые и закончил экстерном, чтобы взойти на высшую ступень знания — ФСМ, Факультет Собственного Мнения.
Его наставница обладала редчайшим в нашем веке даром универсализма, она была едина в трех лицах.
— Запомни раз и навсегда, Ватерлоо это не битва, а деревня. А битва была при Ватерлоо в 1815 году. Кто так ест? Как ты держишь вилку? Левой рукой, только левой. Теперь эта деревушка в Бельгии, там в поле стоят восковые фигуры обряженных солдат. Коричневый галстук не годится под цветную рубаху, учти, пожалуйста, на будущее. После Ватерлоо Наполеону пришлось отречься от престола.
Ученик прилагал все силы, чтобы оказаться достойным. Не делая попыток различить плоды и итоги (это придет потом), он мог по двадцать часов кряду сидеть за чужими книгами или сочинять свои. Он обладал идеальной акустикой памяти: всякий факт, попадавший в нее, не глох от времени и мог быть озвучен по заказу. Если же Иван Данилович два раза прочитывал один и тот же текст, это запечатлевалось уже на всю жизнь, абзац ли, страница, трактат.
Столь редкостная память нуждалась в особых хранилищах. И Сухарев еще в средних классах ХВ завел три сундука памяти. Первый сундук назывался «Заруби на носу», здесь складировалось все потребное для работы, текущей и будущей.