Выбрать главу

Гарнизон Брэсфорда насчитывал самое большее тридцать воинов. Это была небольшая сила: тех, кого сводный брат Изабель взял для защиты в поездку на север, было в два раза больше. Воины из крепости и чужаки развалились на скамьях, приставленных к длинным столам, комната казалась переполненной мужчинами, одетыми в лен, шерсть и бархат.

Их голоса создавали низкий гул, который резко стих, когда Брэсфорд появился под руку с ней. С сильным скрипом и шорохом они поднялись на ноги, встав по стойке смирно. Наступила тишина, прерываемая только кашлем или низким рычанием одной из собак, лежащих между стеблями тростника под столом, в то время как две из них бежали к столу на возвышении.

Изабель слегка покраснела под прицелом сотни мужских глаз. Посмотрев на выстроившихся мужчин, она заметила, что на лицах одного или двух промелькнула неприкрытая догадка. После комментариев Грейдона во внутреннем дворе они были уверены, что ее прибытие задержало приятное времяпровождение в интимной обстановке ее комнаты. То, что они думали, безусловно, не имело значения, но она чувствовала презрение от мысли о тех картинах, которые, должно быть, проносились в их головах.

Брэсфорд усадил ее, затем подал знак компании занять свои места за столами. Трапеза началась тотчас же, когда слуги вышли вперед, чтобы наполнить кубки, выложить из больших корзин подносы с тонко нарезанными кусками хлеба и разложить на них аппетитную смесь из засахаренных фруктов, приправленных пряностями, порезанных овощей и кубиков хлеба, вымоченных в бульоне.

Изабель потянулась было к кубку с вином, который стоял между ней и будущим мужем, но сразу же отдернула руку. Деля место с одной из своих сестер, как она обычно делала, она имела право как старшая пить первой или предложить вино по своему выбору. Сейчас, когда она делила столовые приборы с Брэсфордом, это было его привилегией.

Он заметил это движение, как, казалось, замечал большинство вещей. Коротким, но изящным жестом он позволил ей взять кубок. Она подняла его, осторожно отпила.

Вино было молодым и почти не разбавленным, так что оно с трудом прошло через ее сжатое горло. Этого вкуса было достаточно, чтобы она поняла, что не сможет есть. Запах пищи, смешавшись с запахом дыма, горящего масла от ламп и потных мужских тел в несвежих одеждах, вернул ее раннюю тошноту. Она надеялась, что будет достаточно того, что она будет притворяться, что ест. Последнее, чего она хотела, — отвергнуть с презрением гостеприимность Брэсфорда. Между тем хорошие манеры и здравый смысл побуждали ее вести беседу со своим будущим мужем, чтобы установить некоторое подобие хороших взаимоотношений, которые могли послужить ей, чтобы избежать близости этой ночью.

Она не могла придумать, что сказать. Достаточно скоро празднование закончится, и что тогда? Что тогда?

— Моя леди?

На кончике ножа Брэсфорд предлагал ей сочный кусок жареной свинины с большого позолоченного блюда, поставленного на серебряный поднос между ними. Она взглянула на острый как бритва нож, на мгновение — в его темные глаза, быстро отвела взгляд:

— Я... не могу. Благодарю вас, сэр, но нет.

— Тогда небольшая корочка хлеба, чтобы заесть вино. — Сверкнув белыми зубами, он сам съел мясо с острия ножа, затем отрезал кусочек хлеба с их подноса и протянул ей.

Она взяла хлеб, откусила кусочек и отпила еще вина. Однако как только она поднесла кубок к губам, она поняла, что присвоила его себе, в то время как должна была делить его между ними. Поспешно вытерев ободок краем скатерти, ниспадающим на ее колени, она пододвинула кубок к нему.

— Ваш палец причиняет вам боль, — сказал он, смотря на то, что она делала. — Мне жаль. В деревне есть женщина, как я вам говорил раньше, целительница, она сделает настойку из коры ивы, которая может помочь. Я пошлю за ней сейчас же.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. — Она опустила ресницы. — Ночи отдыха будет достаточно, я уверена.

— Уверены? А я думаю, две ночи или даже три или четыре было бы лучше.

— В самом деле, да, — начала она с жаром, но остановилась, когда посмотрела вверх и уловила серебристую тень иронии в его глазах, подергивание уголка его твердого, словно высеченного из камня, рта.