Джозеф Ди Стефано стремительно шагал по мраморному вестибюлю здания суда. В левой руке он держал тяжелый кожаный портфель. Подойдя к киоску, он нащупал в кармане мелочь большим и безымянным пальцами правой руки – двумя уцелевшими на ней.
– Как дела, советник? – Человек из киоска сгреб мелочь и вложил газету в протянутую клешнеобразную руку Ди Стефано.
– Да, как дела?.. – Худое сморщенное лицо Ди Стефано не выражало ни тени улыбки. Внезапно его взгляд упал на блестящую обложку журнала, с которой на него смотрели три женских лица. Одно было царственно холодным лицом сероглазой блондинки, второе лицо – свежее, нежное, с проницательным взглядом, обрамленное умопомрачительной копной рыжих кудрей. В третьем лице читалась сильная открытая красота, прямые каштановые волосы завершали картину; большие широко посаженные карие глаза смотрели на него, не мигая – без сомнения, это была его сестра. Крупными буквами на обложке был выведен заголовок: «Красота, благополучие, сила: три женщины, имеющие это все».
– Сколько стоит? – спросил он.
– Два пятьдесят.
– Иисус-Мария, – пробормотал он, доставая три купюры. Вложив журнал в газету, он сунул его под мышку и устремился к массивным дверям. Быстро спустившись по лестнице, он завязал вокруг тонкой шеи шарф, ловко орудуя покалеченной рукой, и застегнул кашемировое пальто, чтобы укрыться от пронизывающего мартовского ветра. Не дожидаясь, пока вспыхнет зеленый, он устремился по Уорс-стрит мимо машин к ожидавшему его «линкольн-континенталю».
– Как дела, Джимми?
Толстый мужчина с крупными чертами лица, сидевший за рулем, потушил окурок сигары. Не поворачивая головы, он закрыл глаза и резко выдохнул отвратительный дым.
– О чем ты, Джо? На мосту идут работы, и вплоть до Сэкета сплошные пробки, – он повернул ключ в замке зажигания, и взгляд его упал на журнал.
– Что за черт, Джо? Какой-нибудь женский журнал или еще что-то в том же духе?
– Нет, это такой журнал мод, ну, знаешь, одежда и все такое. Я купил его для матери.
– Твоя мать читает такую ерунду? – вопрос Джимми прозвучал недоверчиво.
– Нет, не особенно, но на обложке этого журнала – моя сестра.
Джимми взглянул на него удивленно и одновременно подозрительно. Он и так относился скептически к гладкой стрижке Джо, его слишком мягкому пальто и полированным ногтям – даже на изуродованной руке. Джимми не нравился такой тип. Не очень-то хорошо для дела, так бы он выразился.
– Что же делает твоя сестра в этом журнале?
– Она пишет.
– Пишет? Ты имеешь в виду – пишет рассказы или что?
– Ну да.
– И чем же она здесь отличилась? Написала рассказ для этого журнала?
– Нет, тут рассказ про нее.
– Ну, ты даешь!
Джо совсем не хотел затевать этот разговор. Марси – это его больное место, пропасть между ними слишком широка, чтобы вот так просто это обсуждать.
– Послушай, останови у «Голубого фонаря». Я бы поел, – сказал Джо. – Здесь неплохие кальмары.
– Я высажу тебя, а сам уеду. Там что-то затевается, надо вернулся к пяти тридцати.
Джо знал об этом лучше, чем кто-либо, а кроме того, он предпочитал обедать в одиночестве.
Джо занял место у самой дальней стены, где его никто не сможет побеспокоить. Если бы он хотел компании или разговоров, он бы сел напротив входа, там все подходят к стойке, приветствуют друг друга. Здесь, сзади, он будет один. Доминик убрал пустые тарелки и поставил блюдо с кальмарами.
– Что-нибудь еще, Джо? Может быть, немного салата?
– Нет, спасибо, Доминик. Принеси мне вина.
– Ну конечно, Джо. Сейчас.
Джо положил журнал на стол и открыл его на странице с фотографией Марселы Ди Стефано Баррет, Лили Паскаль Монтини и Кэлли Мартин Лэттимор за обедом у Мортимера. Он быстро пробежал глазами статью о трех женщинах, которые, как говорилось, были старыми подругами, а сейчас работали вместе над организацией какого-то большого благотворительного праздника в Истхэмптоне следующим летом. «Крупнейший благотворительный праздник десятилетия» – так выразилась Мэгги Лоуэлл, автор статьи. Он перевернул блестящие страницы с фотографиями женщин в их шикарных жилищах, нашел раздел посвященный Марси. На одном из двух снимков она была в старом загородном доме с серой кровлей в Саг Харборе, в дальнем конце фотографии в Саг Харборе она сидела напротив стены, увитой геранью, с кошкой, рядом ее муж, приветливый светловолосый мужчина в клетчатой рубашке. Джо никогда с ним не встречался. На снимке в Малибу она была в бикини. Лежала, вытянувшись, в шезлонге, длинные ноги и стройное тело покрыты безупречным калифорнийским загаром. Марси улыбалась ему. «Все также классно выглядит», – подумал он. На обороте статья заканчивалась; темные глаза, смотревшие на него с укором с глянцевой страницы, заставили его вздрогнуть. Он перевел взгляд с взволновавших его фотографий на подписи, сопровождавшие их. Джо не испытывал особой приязни к цветистому слогу Мэгги Лоуэлл и быстро пробежал глазами: «благосклонно принимаемый критикой писатель… произведения последних лет имели большой коммерческий успех… по новому роману поставлен фильм, премьера которого состоится на празднике в Истхэмптоне следующим летом».
– Блеск-девочка Марси, – пробормотал он. – Блеск-девочка.
Он перевернул страницу, на которой была блондинка. «Иисус-Мария, как выглядит», – подумал он. Джо вдруг осознал, что за всю свою жизнь не встречал такой прекрасной женщины, как эта Лили Паскаль Монтини… Светлые волосы до плеч, нежные черты лица, холодные серые глаза, королевская осанка.
– Какая девочка, – пробормотал он, лениво проглядывая фотографии и текст: «художественный директор… коллекционер… организатор художественной выставки и аукциона на празднестве в Истхэмптоне… жена миллиардера, торговца недвижимостью Джерри Монтини…»
– Что за черт! – вырвалось у Джо, он почти рассмеялся, что было на него совсем не похоже. Он рассматривал фотографию, сделанную в огромной, уставленной цветами квартире на Пятой Авеню. Лили с мужем; он – в безупречно сшитом итальянском костюме, напротив камина; над камином – живописное полотно Кунинга. Человек на фотографии, хотя и был одет лучше, чем когда Джо знал его, без сомнения, был тот самый Джерри Монтини, который жил в соседнем доме, когда они были детьми. Просто невозможно было представить себе этого плотного юнца, сына Пэтси Монтини, женатым на такой богине и вращающимся в высших кругах. Джо знал, что Джерри добился успеха в торговле недвижимостью, он видел его на поминках Пэтси, но никогда его богатое воображение не могло поставить Джерри рядом с такой женщиной. В статье говорилось, что Марси, эта Лили и рыженькая дружат уже почти двадцать лет… Может быть, Марси их познакомила? Как еще эти двое могли встретиться? Они как будто с разных планет.
– Иисус-Мария, – пробормотал он в салфетку, вытирая губы.
– Что-нибудь еще, Джо? – поинтересовался Доминик.
– Только кофе, – попросил он, пока Доминик убирал посуду и менял скатерть.
Джо лениво перевернул страницу. Хорошенькая, зеленоглазая, рыжая улыбалась ему. Она чем-то отличалась от двух других… Менее напористая, чем Марси с ее темными волосами и оливковой кожей, не такая далекая, как фарфоровая блондинка Лили. Тоже восхитительна, но как-то более непосредственна, доступна. Что-то есть в этих кудрях, безрассудно спадающих на глаза, что заставляет его улыбаться. Он рассеянно взглянул на подписи, потягивая горький кофе: «Кэлли Мартин Лэттимор… присуждена режиссерская премия… политический и общественный деятель, защитник бездомных, член правления комитета по льготам для излечившихся от наркомании…» Снята в богато обставленной квартире на Парк-авеню, на кортах в Дель-Рива, в загородном доме в Бэдфорде – сидящая рядом с мужем, худощавым, с сединой на висках, в очках в роговой оправе и мягком твидовом жакете. Джо пристально взглянул на последнюю фотографию. СЕНАТОР ЛЭТТИМОР, гласила подпись, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ ПО ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ.