Прелл уже привык к этому деланному испугу утром, и видел этот жест с простыней, и слышал почти такие же слова. Все они одинаковы.
— Что ты теперь обо мне подумаешь?
И это тоже все они говорили. Прелл научился быть рассудительным и внимательным в такие моменты. Он начинал плести всякие нежности, но ему казалось, что они не слушают, что он говорит, и даже не видят его самого. Им было достаточно голоса, интонации.
У Прелла был замечательный предлог не вставать самому: инвалид не обязан провожать даму. Зато он каждый раз предлагал позвонить портье, чтобы тот вызвал такси. Им это нравилось.
Затем он переворачивался на другой бок и засыпал. В девять его будил звонок. Джерри Курнц неизменно интересовался, как оно было, и Прелл неизменно отвечал, что никак не было. Курнц понимающе хохотал.
На этот раз было несколько иначе. После того как Джойс, обернувшись у двери, послала ему пламенный воздушный поцелуй — натянув платье и наложив грим, они тут же приходили в себя, — Прелл, набросив халат, перебрался в коляску. Он боялся уснуть — из-за кошмаров. Он сидел с бутылкой в руке, наслаждаясь женским духом, все еще присутствовавшим в комнате. Пил он совсем немного, только чтобы расслабиться: предстоял тяжелый день. Наверное, он и подремал — благо догадался застопорить колеса, но подремал самую малость и без всяких снов.
Вечером он выступал в огромном зале в центре города. Народу собралось много. Среди женщин, распространявших пригласительные билеты, Прелл увидел Джойс. Улучив момент, когда они остались одни, Джойс поинтересовалась, увидятся ли они сегодня. Прелл с сожалением отвечал, что никак не может. Ему было не до баб. Весь день он думал о Стрейндже и Лэндерсе, но Стрейндж так и не позвонил. Прелл не терял надежды, что он позвонит позднее.
Днем у Прелла было еще одно выступление, на котором он бодро отбарабанил заготовленную речь. Но, выйдя вечером на сцену огромного зала, он забыл про нее и неожиданно для самого себя начал говорить о Лэндерсе. Посередине речи он понял, что бессовестно фантазирует, чтобы разжалобить аудиторию. По его рассказу выходило, что у Лэндерса было тяжелое ранение, которое привело к ампутации ноги, что потом потребовалась повторная операция и Лэндерс умер.
К чему он рассказывает все это, риторически вопрошал Прелл. К тому, что Лэндерс умер безвестным героем, не получив ни чинов, ни наград, ничего, — это раз. И второе, что таких, как Лэндерс, много, и тех из них, кто вернется домой живым, надо окружить исключительной заботой и вниманием.
Прелл понятия не имел, зачем он нагородил столько выдумки. Уж не тронулся ли? Наверно, ему хотелось хоть как-то отдать последнюю почесть Лэндерсу, и слова сами поперли из него.
На обратном пути в гостиницу Курнц говорил Преллу, что успех потрясающий, что, когда он закончил, зал плакал. В фойе, где Джойс с другими дамами вела запись желающих приобрести облигации, выстроилась очередь. Ни в одном городе они не собрали такого количества подписчиков.
— Ей-ей, ты отлично разыграл этот спектакль, — серьезно сказал Курнц. — Даже меня проняло до слез. Но давай вот о чем условимся — пожалуйста, предупреждай, когда у тебя появляется свежая идея. Чтобы мы могли обкатать ее и подготовить текст.
— У меня это само собой получилось, — возразил Прелл. — Я и не собирался о нем говорить.
Курнц понимающе кивнул.
— Хорошо, что осветитель, слушая тебя, вовремя уловил настроение. — Курнц нерешительно кашлянул. — Скажи… м-м, это связано со вчерашним звонком? Ты был так расстроен.
— Конечно, связано, — признался Прелл. — Частично.
Курнц сочувственно похлопал его по плечу.
— Я так и думал. Обязательно используем этот сюжетец. Будем его варьировать. Завтра же засажу Фрэнка.
Прелл не знал, хорошо это или нет, если в его речи будет фигурировать «сюжетец» с Лэндерсом, но спорить сейчас у него не было сил.
На протяжении всего турне они только раз крупно поспорили — из-за коляски. Курнц настаивал, чтобы во время больших выступлений его вывозили на сцену. Потом он должен самостоятельно подняться и сделать, прихрамывая, два — три шага до трибуны. Прелл наотрез отказывался.
Курнц подал свою идею по-умному.
— Давай начистоту, парень. Я знаю, что тебя воротит от этой телеги. Ты считаешь, что это — жульничество. Но ведь публика не знает, что тебе на самом деле приходится пользоваться коляской. Я знаю, а они — нет. Ты должен подать себя. Не забывай, что наша цель — растрогать народ, развлечь его и заставить раскошелиться. Представь, ты встаешь и, превозмогая боль, идешь к трибуне. Все, ты уже очаровал, покорил зрителя! А покоренные выкладывают денежки. За этим нас и послали. Задание у нас такое, понимаешь?