Мамино сердце не велело прощать, но… она же не одна, решать эту трудную задачу должны ребята — так, она зовет своих девчонок, когда разговаривает сразу со всеми.
— Так вот, ребята, — обратилась она к девчонкам. — Мое решение вы знаете. Скажите, вам нужен отец?
— Конечно, мужчина в доме нужен, — вмешалась бабушка. — Вон погреб опять заваливается.
Вот тогда Шура и узнала, что есть дела женские, а есть мужские — что когда делать трудное.
Лида перебила бабушку:
— К мужским делам мы уже привыкли. Обойдемся.
— Ты как думаешь, Ната?
— Маленькие были не нужны, а теперь мы выросли, — сказала Натка словами бабушки.
Шурку можно было и не спрашивать. Что она понимает в жизни. Она-то еще не выросла. Но Шурка тоже хотела быть взрослой и потому по-настоящему серьезно сказала:
— А я сама кукле ногу приделала.
Отец ушел. И больше в Кочках не появлялся.
КАШЕВАРЫ
— Ребята! Просыпайтесь!
Бабушка стояла под стогом сена и длинной хворостиной стегала спрятавшихся под одеяло внучек. Натка всхрапывала, будто и в самом деле спит.
— Вставайте! Пока холодок, все вместе пройдемся по картошке. Днем поспите.
Вставать не хотелось. По холодку-то как раз и спать.
— Сейчас, негодницы, воды плесну на вас! — бабушка угрожающе загремела ведром.
Шурка прыснула со смеху: ведро-то, что под стогом, пустое.
Поднялись. Натка съехала со стога вниз, Шурка следом — босыми ногами прямо в холодную от росы лебеду. Мать уже копалась на огороде, окучивала картошку.
Не хотелось Натке вставать, но вот вдохнула утренний воздух и ощутила, как охватывает ее знакомое чувство необъяснимой радости, какое давно не приходило к ней в городе.
Сладкий в деревне утренний воздух. Не вдыхать его, а пить хочется, пить без роздыха и бесконечно. С ним прибывает не только радость, но и бодрая сила. Оттого и работается по утрам охотно.
Мать идет впереди, тюкает мотыгой по черным высохшим комьям чернозема. Под мотыгой вспухают серые облачка пыли. Мать изредка разгибает спину и глядит то на часы, то на горизонт, из-за которого вот-вот поднимется солнце.
Солнце выглянуло. Качнулся застоявшийся воздух, и сразу запахло степью. Запахло полынью, хлебами. Легкий ветерок принес медовые запахи, которые всю ночь таились в красных головках татарника.
Мать положила на плечо мотыгу.
— Надо собираться. — И вздохнула. — И дома, кричи, надо остаться, и на сенокос надо. Перестоит трава, никчемушняя будет.
— Я пойду за тебя поработаю, — предложила Натка.
— Справишься ли? — засомневалась мать.
— Я же в прошлом году на граблях работала.
— На граблях у нас, поди, есть кому работать. А вот скирды вершить некому.
— Вершить не умею, — согласилась Натка.
— Ладно, я к бригадиру сбегаю, посоветуюсь.
— Я тоже с тобой поеду, — заявила Шура.
— Мама пустит — поедешь.
Мама вернулась от бригадира.
— Сумеешь кашеварить? — спросила.
— Сумею, — сказала Натка. — Я варила обеды, когда мы классом ездили за Волгу.
— Ну вот и поезжай. «Беларусь» с прицепом идет, от кузницы…
— Шурку можно взять с собой?
— Отчего ж нельзя. Можно. Помогать будет. Дровишек поднести, воды.
Шурка так и подпрыгнула от радости.
— У-р-ра! Я еду на сенокос! — закричала она.
— Не ломай картошку, сенокосница, — сказала бабушка.
Шурка, перепрыгивая через ряды окученной картошки, побежала домой. В хозяйственную сумку сложила маски, ласты, взяла ружье. Там в займище много озер, и можно будет охотиться.
Мать наказывала:
— С огнем осторожнее. Каждый раз заливайте. Пожару не наделайте.
— Не наделаем, — пообещали дочери.
Ната осмотрела ружье, поправила канатик, присела на низкий, но обрывистый берег, стала смотреть на озерную гладь воды, на заросли чакана, в котором должны быть сазаны. Сазаны не сазаны, а какая-то рыба там ходила, качала чакан.
Над озером с клокочущим верещанием летал орел. Небесный охотник тоже следил за добычей. Вот он перестал верещать, спикировал к воде, вытянул косматые ноги, выгнул крылья и, погрузив на миг лапы в воду, поднялся. В когтях, сверкая на солнце серебристой чешуей, трепыхнулась крупная красноперка.
Трудно удержать рыбу даже такому когтистому рыболову. Едва поднялся над водой, и красноперка шлепнулась в воду. Орел снова заверещал, теперь тоскливо и сердито.
— Подай трубку, — опустившись в воду, попросила Натка.
Шура подала алюминиевую трубку с длинным, но легким наставком. Это Сергей придумал наставить трубку, чтобы можно было глубже опускаться под воду. В который раз Шура спросила: