Зависть сделала ее злорадной. Зависть превратила ее в параноика. Она злилась на Катринку за, как ей казалось, бесчисленные случаи пренебрежения, начиная с приветствий, которые были то слишком краткими, то слишком прохладными, и кончая несоответствующим местом за столом во время торжественных обедов. Но больше всего она злилась на Катринку за то, что та солгала ей о бегстве Натали от принца Халида в Аскоте. Супружеская неверность Адама предоставила ей великолепную возможность посчитаться с Катринкой и Натали одновременно, а также с Адамом Грэхемом в придачу. Злорадство сделало ее перо особенно язвительным. В каждой своей статье она описывала споры, которых не было, разговоры, которые никогда не происходили, подарки, которые никогда не дарились. Адам преподнес Натали бриллиантовое обручальное кольцо из золота высочайшей пробы, говорилось в одной статье; Натали позвонила Катринке и умоляла простить ее за то, что отбила у нее мужа, утверждалось в другой; Катринка вместе со своими любимыми дизайнерами тратит астрономические суммы, а затем отправляет Адаму счета для оплаты, сообщалось в третьей. Были сплетни и о том, что Катринка забросила дела, искала помощи у психиатров, завела любовника, ставила нереальные финансовые условия своим партнерам. Каждая из этих историй имела только самое отдаленное отношение к реальности. Например, та, что касалась психиатров, начиналась с фотографии Катринки, мило беседующей с известным психиатром на открытии сезона в «Метрополитен-опера». Тот случай, когда однажды вечером, танцуя с одним из своих деловых партнеров, она подвернула ногу и не могла самостоятельно дойти до своего столика, дал Сабрине возможность озаглавить свою статью «Друзья Катриночки озабочены ее пьянством».
Рик Колинз, движимый верностью, дружбой и более всего нелюбовью к Сабрине, выступил на защиту Катринки. Остальные же обозреватели колонок светской хроники подхватывали все истории, не заботясь об их достоверности. Газеты и журналы, даже телевизионные программы текущих новостей муссировали эти слухи, и Катринка, которая долго надеялась, что публика и пресса скоро потеряют интерес к ней и к Адаму, начала сомневаться, что она когда-нибудь сможет иметь свою собственную, недоступную всем личную жизнь.
Хотя она старалась не читать и не смотреть все то, что касается развода, избежать этого было невозможно. Если Нина Грэхем не звонила ей, чтобы сообщить самые мерзкие подробности, тогда это делала Клементина. Даже ее друзья считали, что она должна признать некоторые детали для ее же собственного блага.
Покушения на ее личную жизнь приводили ее в ужас. Для нее, всегда такой скрытной в том, что касается ее личной жизни, видеть все эти безвкусно разукрашенные и сильно преувеличенные подробности на первых страницах бульварной прессы было особенно мучительно. Однако она старалась переносить все, сохраняя достоинство. Прочтя раздел о нравах в обществе из книги советов семьи Кеннеди, Катринка стала делать вид, что не обращает внимания на скандал. Она наняла личную охрану, чтобы оградить себя от тех странных людей на улицах Нью-Йорка, которые пытались подойти к ней поближе, чтобы либо прокричать оскорбление, либо выразить сочувствие. Она не говорила о своих чувствах даже со своими ближайшими друзьями. После предательства Адама и Натали Катринке еще труднее было полностью доверять кому бы то ни было. Она жила в страхе, что Сабрина узнает секрет о незаконнорожденном сыне и о ее причастности к самоубийству Циммермана. Станет ли Эрика, которая сильно переживала из-за его смерти, обвинять Катринку? Эти мысли ужасали ее.
В надежде погасить интерес публики она старалась не появляться на людях. Катринка провела некоторое время в Лондоне, осуществляя по возможности руководство своими гостиницами оттуда. Время от времени она скрывалась в Сан-Морице, где каталась на лыжах, на вилле «Махмед» или на ферме Дэйзи в Италии. Но иногда она вынуждена была возвращаться в Нью-Йорк, чтобы провести совещание с сотрудниками гостиниц «Прага» и «Грэхем», проконсультироваться с адвокатом, переговорить с Адамом и обязательно увидеться со своей свекровью, которая не одобряла развод или его скандальность даже больше, чем она не одобряла их брак.