– Не очень убедительное доказательство, – фыркнула Нина.
– Не очень, – согласилась Катринка. Комок подступил к горлу так, что она едва могла говорить.
– Я думаю, что если она подарит ему ребенка, то вся эта суета стоила того.
– Для вас, – огрызнулась Катринка, – но не для меня.
Впервые Нина Грэхем, казалось, была поражена.
– Ох, дорогая, извини. Я надеялась, что ты уже не принимаешь это так близко к сердцу, – добавила она.
– Уже нет, – сказала Катринка, хотя не была в этом полностью уверена. Ее ощущения, казалось, менялись каждую минуту: любовь и гнев, одиночество и облегчение так быстро сменяли друг друга, что она не могла сказать определенно, что она чувствовала по этому поводу.
– Но это не значит, что это не причиняет боль, – продолжала она, размахивая газетой перед Ниной. – И я не буду больше говорить с вами об Адаме. Если вы хотите узнать что-то, спросите его самого. Не меня. – Катринка повернулась, чтобы выйти из комнаты, но остановилась, когда услышала, что Нина зовет ее по имени. – Что? – спросила она грубо.
– Я не делала секрета из того, что не считала тебя подходящей женой для моего сына, Катринка. Но это не значит, что ты не нравилась мне. Напротив, ты мне нравишься. Ты всегда те нравилась. Ты умна, смела, и, Бог видит, ты честолюбива и много работаешь…
– Почему я не была подходящей женой для вашего сына? – спросила Катринка, перебивая ее.
Нина Грэхем помолчала, нахмурившись. Почему, собственно? Она составила свое суждение о Катринке быстро, как и все свои суждения, не особенно принимая во внимание доводы «за» и «против». Но никто до этого не требовал от нее объяснения.
– С одной стороны, не было детей… – начала она.
– Это было позже. Почему с самого начала?
Нина отпила глоток кофе, обдумывая несколько секунд вопрос, и затем сказала:
– Я думаю, это очень просто. Необработанные алмазы меня никогда не привлекали.
– Эта женщина совершенно ужасный сноб, – сказала. Лючия в тот же день за обедом, когда Катринка повторила ей слова Нины.
Они были вдвоем в ресторане «Ле Сирк», и при этом обе старались не обращать внимания на любопытные взгляды в их сторону, приветствовали знакомых с удивительным самообладанием, твердо решив, что не будут прятаться лишь потому, что их личная жизнь оказалась в центре внимания прессы. Нику Кавалетти было, наконец, предъявлено обвинение большим жюри в совершении нескольких уголовных преступлений, включая заговор с целью обмана и пособничества в убийстве.
Друзья, которые могли бы их поддержать, по тем или иным причинам отсутствовали. Рынок искусства сделал резкий скачок вниз, и Александра увязла в бухгалтерских делах, стараясь спасти свою галерею. Дэйзи была во Фьезоле с Риккардо; Марго и Тед все продали и переехали в Монте-Карло; Жужка, которая, наконец, ушла от Томаша, ездила на соревнования по гольфу вместе с Карлой; оставалась Натали, с которой, конечно, никто из их компании не общался. Сама Лючия приехала в город на короткое время по делам и торопилась вернуться во Фьезоле, чтобы быть поближе к Паие.
– Она все-таки погубила Адама, – сказала Катринка. – И Клементину. Никто из них не узнает, что значит быть счастливым.
– Я полагаю, ты права. Она заставляет всех, включая ее собственных детей, чувствовать, что они принесли собачье дерьмо на ее бесценные обюссонские ковры. – Катринка рассмеялась, и Лючия, взяв еще одну плетеную булочку с сыром «бри», намазала ее маслом и откусила кусок, не выражая никакого удовольствия. Будучи одной из тех женщин, которые едят, чтобы успокоиться, она за последние несколько месяцев потолстела на два размера, так как ее жизнь была полна неприятностей.
Для такой невысокой и узкокостной женщины толщина казалась огромной.
– Но разве кто-нибудь знает, как быть счастливым? – спросила она.
– Все время? Нет. Но иногда надо посидеть спокойно и насладиться тем хорошим, что у тебя есть. Почему бы нет?
Лючия бросила булочку на тарелку.
– Мне не доставляет удовольствие даже это.
– Нам следует съездить на ранчо с минеральными водами. Это принесет нам обеим пользу.
– Бог свидетель, мне бы не помешало немного поголодать. – Она посмотрела на горячий куриный салат, который остался почти нетронутым на тарелке Катринки, и удивленно покачала головой. – Но посмотри на себя, ты ничего не ешь. Я же не могу остановиться, когда чувствую себя несчастной.
– Я не чувствую себя несчастной, – сказала Катринка твердо. – Уже нет.
Но Лючия не была в этом уверена. Она помолчала секунду и затем сказала:
– Она не беременна.
– Нет? – переспросила Катринка, почти испытывая стыд оттого, что ей так хотелось поверить Лючии. Возможно, если бы у Адама ребенок появился значительно позже, это не причинило бы ей такую боль. Но так как развод еще только предстоял, а Адам еще присутствовал в ее жизни и рана, нанесенная ей его изменой еще не затянулась, она бы восприняла это как еще один жестокий удар. – Ты ее видела?
– Конечно, нет, – сказала Лючия с гневом в голосе, как будто ее обвинили в предательстве. – Но я виделась с Адамом сегодня утром. – Она посмотрела на Катринку, как бы извиняясь. – Поэтому я и в Нью-Йорке. Чтобы показать ему эскизы новой яхты, которую мы делаем для Руперта Мердока.
– Натали тоже здесь?
– Нет. У меня создалось впечатление, что он не поощрял ее приезд. Я не думаю, чтобы ему было приятно столкнуться с тобой, при этом держа ее под руку.
– Мне бы это тоже не доставило удовольствия, – сказала Катринка сухо.
– Как только я вошла в его кабинет, он сказал мне, что видел статью Сабрины и что в ней ни слова правды.
Натали покупала подарок для какого-то приема по случаю рождения ребенка, вот и все. – Облегчение, которое испытала Катринка, сделало ее почти счастливой. – Он хочет знать все о тебе, Катринка, – продолжала Лючия. – Он выспрашивает у меня все подробности каждый раз, когда мы встречаемся. Если ты хочешь знать мое мнение, то я думаю, что он жалеет, что ушел от тебя. Я думаю, он все еще любит тебя и вернулся, если бы ты приняла его.
Как было бы приятно принять версию Лючии за реальность, подумала Катринка, но не могла. Она знала Адама слишком хорошо. Он, возможно, все еще любил ее, по-своему, но не в этом была причина любопытства или противоречивости чувств, которую заметила Лючия.
– Может быть. На какое-то время, – согласилась Катринка. – Но он опять уйдет. Или я заставлю его уйти. Беда в том, что Адам хочет слишком многого. Ему недостаточно всех денег, всех женщин, всех детей на свете. За эти годы у него были и другие женщины, об этом она узнавала из газет. Это подтверждали люди, чьим словам она доверяла. Она была уверена, что и в дальнейшем у него будут женщины. Она этого не выдержит.
Ее собственное честолюбие отличалось от честолюбия Адама. Она никогда не была удовлетворена тем, что имела, в то время как стремилась получить что-то еще.
– Это сделала его мать, – продолжала Катринка, вернувшись к словам Лючии. – Она заставила его поверить, что в дерьме на ковре виноваты все, кроме него.
Телефон зазвонил в середине ночи, и Катринка, проснувшись и не совсем хорошо осознавая, что происходит, решила не снимать трубку. Где бы она ни находилась, приблизительно около двух часов раздавался звонок. Когда она поднимала трубку, на другом конце было слышно только легкое дыхание, а затем через несколько мгновений следовал щелчок, означавший отключение линии. У нее не было никаких доказательств, но она подозревала, что это была Натали, которая хотела, но не решалась поговорить.
Однажды они все-таки поговорили, очень недолго, когда Катринка вернулась из Праги. Натали позвонила, чтобы сказать, что она очень расстроена, что не хотела причинить ей боль, что влюбилась в Адама совершенно случайно, что эта любовь, возможно, была ошибкой. Она надеялась, что когда-нибудь Катринка простит ее и они снова будут друзьями. Катринка бросила трубку.
После стольких лет дружбы для Натали не просто потерять такую хорошую подругу. Возможно, то, что она сама явилась причиной разрыва, причиняло ей больше страданий, чем Катринке. Катринка могла это понять, но понимание этого не позволяло ей ни простить, ни забыть.