И она неизменно возвращалась к одной и той же проблеме. Вопрос был не в том, когда, а как уехать.
Катринка ни о чем больше не могла думать. В конце июля, закончив запланированную работу на лето, она поехала в Свитов, до начала летних тренировок. Положив на черный мрамор могилы родителей букет из маргариток и колокольчиков, она опустилась на колени на мягкий ковер из сосновых иголочек, положила голову на мраморную плиту и вновь задумалась над тем, как подготовить свой отъезд. Солнечные лучики пробивались сквозь густые ветки, чирикали птицы. Из Свитова она поехала на ферму, но пребывание там не принесло ей отдыха, как бывало обычно. Она ходила на рыбалку и плавала, вечерами сидела с тетей Зденкой и братьями и пела старинные народные песни, но вид беременной жены Франтишека постоянно напоминал ей о ее решении.
Когда Катринка приехала на сборы, выяснилось, что она потеряла в весе, не много, но достаточно, чтобы вызвать неудовольствие Оты Черни. Она уверяла его, что вела спокойную сельскую жизнь. Все свое внимание она переключила теперь на тренировки. Через несколько месяцев должен был утверждаться состав олимпийской команды.
Волосы Оты совсем поседели, лицо избороздили морщины, печаль в глазах не исчезала, даже тогда, когда он смеялся, а смеялся он все реже. Смерть Иржки Коваша означала для него не только потерю лучшего друга, но и привела его к мысли, сколь многого в своей жизни он не успеет довести до конца. Он потерял все надежды, как и Ольга, которая теперь носила в сумочке бутылку водки и пила в школе в перерывах между занятиями.
У Оты в жизни осталось мало радости. Половые сношения с Ольгой или другими женщинами вызывали в нем такое опустошение, что он почти прекратил их. Он любил пиво и хорошие сигареты, которые теперь имел возможность покупать за рубежом, и это было единственной его радостью. Исключая тренерскую работу. Он находил по-прежнему в ней удовольствие. Тренируя команду, он старался из группы легкомысленных девушек сделать дисциплинированных чемпионок.
В этом году у него было две претендентки на золотую медаль: Катринка и Илона Лукански. В команде были еще спортсменки, которые могли добиться успеха в следующих Олимпийских играх, но никого, кто мог бы победить в Саппоро в феврале. Он хотел, чтобы Илона стала его любимицей, хотел радоваться ее успехам, но было в ней что-то такое, что мешало этому. Дело было не столько в кислом выражении ее лица, хитрости и скрытности, сколько в ее мстительности и безжалостности. При случае она могла и была готова смошенничать, лишь бы победить.
Нелюбовь к Илоне Лукански сделала Оту осторожным. Наблюдая ее, отмечая ее злобность, он старался сделать все, чтобы погасить ее обиду, если ей причиняли какую-то боль, не дать ей вспыхнуть мщением и совершить что-то такое, о чем она (или он) пожалеют потом.
В то время как других Ота тренировал в своей обычной манере, критикуя и поддразнивая, Илоне он уделял особое внимание, убеждая ее в том, что ждет от нее победы в Саппоро. Поэтому Илона прямо-таки цвела. С ее лица исчезло напряженное выражение, а из разговоров – язвительный тон. Она начала кокетничать с Владиславом Элиасом, в которого всегда была немножко влюблена. А он, желая досадить Катринке, отвечал ей взаимностью.
Катринка отказывалась замечать это. Она ни на минуту не сомневалась, что Ота полностью уверен в ней. Она привыкла к его замечаниям, его постоянным требованиям и просто улыбалась в ответ, делая все так, как он просил. Она хотела завоевать эту медаль не только для себя, но и для него. Это он когда-то разглядел ее, все годы поддерживал, помогал преодолеть все трудности. Ей хотелось наградить его за веру в нее.
Что касается Владислава, то Катринка видела, что он по-прежнему влюблен в нее, и не воспринимала всерьез его попытки убедить ее в обратном. Перед отъездом из Чехословакии нужно будет порвать с ним. Насколько это было бы проще для нее, да и для Владислава, если бы это произошло по его инициативе.
Но Катринка не могла, как ни старалась, не думать о будущем и сосредоточиться исключительно на том, что надо попасть в олимпийскую сборную команду и выиграть золотую медаль. По ночам ей снился сын. В одном сне она искала его в комнатах большого, пустынного дома, в другом – везла в коляске по солнечной Праге. Сны были разные, но у всех был один и тот же конец: охваченная ужасом, она хватала ребенка и бежала с ним куда-то, а какой-то человек преследовал ее, пока она не просыпалась. Днем, на досуге, она взвешивала шансы на побег. Они не обнадеживали. Утром прямо из отеля спортсменов забирал автобус, а после тренировок привозил обратно. В автобусе, на склонах, даже в магазинах их всегда сопровождали агенты тайной полиции. Они достаточно хорошо катались на лыжах, чтобы сойти за помощников тренеров. Они всегда были на посту – надзирая за спортсменами в отеле, контролируя вечеринки, романы, запрещая покидать помещение, каким бы невинным ни был мотив. Скрыться было очень трудно, причем побег должен удаться с первой попытки, второй никогда не будет.
После многих дней бесплодных размышлений Катринка, стоя однажды утром на вершине горы, поняла, как она может это сделать. Мысль поразила ее столь внезапно, что она даже не слышала приказа Оты Черни стартовать. Он отругал ее за невнимание, она оттолкнулась и понеслась с горы. Было позднее утро, снег начинал подтаивать, спуск требовал предельного внимания. Но мысли Катринки были заняты другим. Ее план был абсурдным. Ужасным. Безрассудным. Но он был выполним. Это действительно возможно, думала она, и в это время лыжи выскользнули из-под нее, она упала и не больно ударилась головой.
Ее мнение об этой идее – было рано называть ее планом – не изменилось на протяжении следующих дней. Под каким бы углом она ее ни рассматривала, идея оставалась выполнимой.
Идея нравилась ей быстротой исполнения. Не нужно было ждать часы, дни или недели. Все станет ясно через несколько минут. Для таких нетерпеливых людей, как Катринка, эта сторона дела была чрезвычайно важна.
Единственной проблемой стало то же самое нетерпение. Катринке хотелось немедленно действовать. Хотя здравый смысл подсказывал ей, что нужно подождать до Олимпийских игр и окончания университета. Но она уже ничего не могла с собой поделать. Ни диплом, ни золотая медаль уже не казались ей столь важными по сравнению с возможностью уехать, найти сына, начать новую жизнь. Кто знает, будет ли у нее еще один шанс. Просто сказать, что надо подождать год, но никто не знает, что произойдет за это время. А если она сломает ноги и не будет больше выезжать за рубеж? А что, если она попадет в автомобильную катастрофу? Она постучала три раза по столу. После смерти родителей она всегда немного нервничала, когда вела машину. Их смерть доказала ей, что в будущем нет ничего определенного.
Только реакция Оты заставляла ее колебаться. Как он рассердится! Как разочаруется! После всего, что он для нее сделал, она должна завоевать золотую медаль для него!
А что, если она прождет и не выиграет? Впервые она позволила этой мысли прийти в голову. Что, если победит Илона? А если ни одна из них? Она знала о шансах на победу, но не позволяла себе предположить такое.
Неделя прошла для Катринки в обдумывании сложившегося положения. Она разрывалась между нетерпением и чувством вины. Наблюдая за Отой, она впервые заметила, как внимателен он был к Илоне. Хотя до некоторой степени она понимала его, тем не менее не хотела верить тому, что Ота считает Илону лыжницей, имеющей больше шансов на победу в Саппоро. В другое время она постаралась бы доказать ему, что он неправ, но сейчас ее это устраивало, потому что в этом случае ее отъезд не был бы большой потерей для команды. Илона заметила, что Катринка наблюдает за ними, и усмехнулась довольная. Ота всегда отдавал предпочтение Катринке, как лучшей спортсменке. Но теперь Илона упивалась вниманием к себе, на которое и не надеялась.