Да, Гитлер и Розенберг, как впрочем и остальные члены их партии — это придурки и злобные дегенераты, но самое главное — насквозь типичные, жалкие и приземлённые немецкие мещане, которым явно чужд Высокий Полёт Глобальной Фантазии. В общем жалкое зрелище, душераздирающее, но поучительное.
Да, господа немецкие нацисты именно из — за вашего типичного немецкого мещанства, вам, никогда фантазии не хватало. А почему? А, всё потому, что по — настоящему Высокой Культуры как у русских, у вас, никогда нет и не было, и потому не было у вас полёта Высокой Коммунистической Фантазии. А у нас она есть, потому что мы — лучшие в мире, мы — лучшие во всём! И, тем, кто встанет у нас на пути, не позавидуют даже грешники в адских котлах!
Да, для убийства уже придумали столько эвфемизмов, что скоро забудешь, как это на самом деле называется. Но никогда, как сдаётся мне, мы не забудем, как это делать. Слишком хорошо нас учили и почему — то мы оказались самыми лучшими учениками. Это радовало, причем сильно. Одушевляюще радовало.
Но если без иронии, то почему же лидеры германского нацизма, как впрочем и современники Чернышевского русские националисты — «славянофилы», включая даже такого радикального из них как Тютчев, были столь по мещански ограничены в своих территориальных притязаниях и мировых стремлениях? А, потому, что они, все, включая и германских, так называемых «национал — социалистов» Гитлера был просто буржуазными националистами с различной степенью агрессивности. Вот эта их буржуазность и порождала буржуазно — мещанскую ограниченность их замыслов, стремлений и фантазий, которая заключается вот в этой фразе: «Главное — это умеренность во всём. Нетрудно обеспечить себя до конца жизни, если этот конец наступит уже сегодня».
В общем, причины этой гитлеровской буржуазно — мещанской ограниченности можно определить фразой: «Вы, всё, ещё никак, не можете выкарабкаться, из под обломков обывательской морали».
Но откуда же, у Чернышевского, взялась — эта, Грандиозность Русского Коммунистического Глобализма, вкупе с его же агрессивностью и безжалостностью? Типа, огнем, значит, и мечом. Ответ на данный вопрос, был дан спустя несколько более полувека, после написания Чернышевским своего романа «Что делать?», а, именно в период Гражданской войны, и если, точнее, то, где — то, между 1918 и 1919 годами.
Этот ответ относительно отличия от традиционной немецкой буржуазно — мещанской ограниченности — грандиозной русской коммунистической неограниченности чуть ли не во всём, содержится в высказывании одного из известных во время Гражданской войны 1917–1920 годов на Украине и в Советской России большевисткого деятеля Георгия Пятакова, который причины этой грандиозной неограниченности, раскрыл следующим образом: «Когда мысль держится за принцип насилия и держится за насилие принципиальное и психологически свободное, никакими законами и препятствиями не ограниченное — тогда область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, падает до нуля. Беспримерным расширением возможного, превращением того, что считалось невозможным в возможное, этим и характеризуется большевисткая коммунистическая партия. В этом и есть настоящий дух большевизма. Это есть, черта, глубочайше отличающая нашу партию, от всех прочих, делающая её «партией чудес»».
Причём надо обязательно отметить, что Пятаков на момент высказывания этой своей мысли был чистым марксистом, с уклоном в троцкизм, то есть последовательным интернационалистом и практически космополитом, что кстати и привело его в 1937 году в расстрельный подвал НКВД. Видать есть в этом какая — та Большая Мудрость и Сила.
М — да, вот уж действительно: «Москва — слезам не верит». А всё потому, что: «Москва — поверит только пулям!». И в этом плане можно рассчитывать только на себя и никак иначе. Что с одной стороны почетно, с другой — ну очень уж тяжеловато. Но, он, всегда, веря в свою исключительность, и потому что, эта вера заставляла его работать над собой, работать над переводом своих желаний в Осуществленную Действительность, благодаря всему этому, как — то вдруг понял, что подобного момента он втайне уже давно ждал. Что в лабиринтах его души давно уже жила надежда: когда — нибудь он покажет всем этим людишкам, всей этой человеческой грязи, способной лишь отравлять воздух миазмами и мешать другим совершенствоваться, ее место — под ногами тех, кто только и имеет право на звание Человека или Сверхчеловека. И, сейчас он обратит человеческую грязь в грязь обыкновенную.