– Я не знала, что насильники нуждаются в общественных секретарях, – язвительно бросила она.
То, что он говорил, было ужасно. Значит, Чейз будет продолжать обычные отношения с прекрасной Мэгги, в то время как Глория станет чуть больше, чем хваленой домоправительницей и матерью его детей, выставляемой напоказ в качестве вежливой и гостеприимной маленькой женушки.
– Хватит! – Чейз швырнул салфетку на стол и, перегнувшись через него, схватил ее за руку. – Я не желаю больше слушать идиотских обвинений, Глория. Смирись с тем, что ты – моя жена.
– И что, у меня нет выбора? – угрюмо спросила она.
Чейз смерил ее непреклонным взглядом, а затем подчеркнуто вежливо ответил:
– Нет.
– Я все же так не думаю, – с горечью сказала молодая женщина.
– Предоставь мне думать за нас двоих. Сразу станет легче жить.
Нежные прикосновения его рук, томный блеск темных глаз и гневные слова, готовые сорваться с губ, растаяли. Она лишь беспомощно вздохнула, когда он взял из ее рук бокал, ласково поцеловал каждый палец и крепко сплел со своими.
– Завтра начнем наш отпуск.
Чейз встал и поднял ее на ноги. Подойдя ближе, он обнял ее за плечи.
– Забудь прошлое, – попросил он.
– И наслаждаться отпуском? – усмехнулась Глория. – Я неважная актриса.
– Это не имеет значения. В постели тебе не надо притворяться, – хладнокровно заметил Чейз. – Я легко могу тебя завести, и мы оба это знаем.
Увы, это была правда, и она еще больше ненавидела его за это.
– Нет – пролепетала она.
– Да – передразнил он и нежно коснулся ее рта, до сих пор припухшего от его поцелуя. Она вздрогнула от этого прикосновения.
– Прости, если раньше сделал тебе больно, – пробормотал Чейз и улыбнулся, когда заметил ее невольный отклик.
Глория судорожно вздохнула, когда мягкая подушечка его пальца стала нежно ласкать ее губы, теребя их вверх-вниз. Она знала, что надо остановить его, прервать, но его ласка, его глубокий хрипловатый голос, романтическая атмосфера – все вокруг препятствовало здравому смыслу.
– У тебя дивные губы, разреши я их по-прежнему поцелую, – прошептал он.
Трепеща, она уже не могла больше сопротивляться. Да, Чейз был прав: они попали в капкан физического желания, которое вспыхивало между ними от малейшего взгляда, прикосновения, даже ничего не значащих слов. Она ненавидела это и ненавидела его, но не могла управлять собой: ее тело таяло в его объятиях.
– Я хорошо поел, но на десерт чертовски хочу тебя, – чуть слышно проговорил Чейз и без лишних слов поднял ее на руки и понес в дом.
8
– Ради бога, Глория! Ты можешь поторопиться?
Она услышала крик Чейза через весь дом и, бросив последний взгляд на свое отражение в зеркале, поправила небрежно заколотые волосы, перебросила ремень сумочки через плечо и вылетела из комнаты. Сегодня они собрались в Помпею. Это он виноват, что я опаздываю, сердито подумала Глория. Вместо того, чтобы предоставить Марии принести ей утренний кофе, он сделал это сам и, прежде чем она успела его допить, забрался к ней в постель. Ее губы распухли от поцелуев, а тело еще не остыло от его ласк, и все же ее раздражала необходимость покорно подчиняться.
Спускаясь по лестнице, она вздохнула. Чейз был загадкой. С первого вечера на вилле, когда он затащил ее в постель и предался любви, а потом покинул ее и ушел в свою спальню, она пыталась разгадать его. Но без особого успеха. Хотя, честно говоря, ей, в общем-то, не на что было жаловаться. Если не считать того факта, сухо возразила она сама себе, что ты потеряла работу и была изнасилована.
Когда Глория впервые узнала Чейза, она была юной и наивной. Сейчас она поздравила себя с тем, что стала достаточно зрелой и опытной, чтобы играть с ним по его правилам. Не было смысла отрицать взаимное сексуальное притяжение, и она понимала, что Чейз в той же степени заложник полыхающей между ними страсти, что и она сама. Ненависть, которую они испытывали друг к другу, придавала дополнительную остроту их чувствам, жгучее желание превращало занятие любовью в борьбу за обладание, постель – в поле битвы, которое Чейз всегда покидал победителем.
Глория снова вздохнула. «Занятие любовью» – неточный термин. Любовь не входила в их взаимоотношения. Похоть – да, бездумная, безудержная, животная какая-то, да, пожалуй, какой ярлык ни наклей, все будет неточно. Что ж, по крайней мере, она отдает себе отчет, что назвать это можно как угодно, но только не любовью. Иногда с последней вспышкой страсти, когда Чейз неприлично поспешно отодвигался от нее, словно в другом состоянии ему было противно касаться ее, Глория не могла не чувствовать его бессердечность и не сожалеть о том нежном, любящем мужчине, за которого когда-то выходила замуж.
– Глория! – услышала она его рычание и бросилась через холл ко входной двери.
Чейз стоял, нахмурившись, держа открытой дверцу своего черного «Бугатти». На нем были стальные шорты из морской парусины и бледно-голубая рубашка. Средиземноморское солнце перекалило его кожу до состояния полированной бронзы, и он всем своим видом олицетворял преуспевающего бизнесмена, собирающегося прекрасно провести время.
– Наконец изволили, мадам. Кто говорил, что в Помпею надо ехать утром, пока солнце не начало жечь? – поинтересовался он с плутовской ухмылкой.