Упрётся в Крылова.
И живее он, да и зверей там побольше тоже!
Дом Книги сверкнёт, стёкла смешав, за «Самаритеном».
Где-то белые колонны лепятся к жёлтым стенам,
И стилизованные рожи с фронтонов передразнивают прохожих.
Круги расширяются. Теперь на них
Найдётся место и настоящим лицам.
То там, то тут мелькают:
Кто-то в центре кадра оказаться стремится.
От снимка к снимку он всё меньше лохмат,
Волосы цвет меняют: и не только виски...
А губы по-прежнему сложены – тот же мат –
Да над клавиатурой тень от пальцев той же руки...
Вдруг непрошенный ветер взрябит поверхность.
Над водой две ивы светятся.
И – ничего – и темно:
А если камушек запустить – так наверно,
Он снова включит вневременное кино?
14 декабря 2011
ХИМЕРЫ
Играют синие огни на лапах ёлок,
Большая площадь кое-как освещена,
Да в жёлтом блеске фонарей, на ветках голых
Случайных листьев уцелела желтизна –
Ещё колышатся над ёлочным, над синим,
Пока их слабый ветер с веток не сорвёт...
Луна приткнулась между башнями и шпилем...
Ну что, Нотр-Дам, покажешь мне под Новый год?
Невыразительны апостольские лица:
Затенены – не разглядеть, и лишь одно –
Лицо неверного Фомы едва искрится:
Живой луной оно слегка освещено.
Ну да. Одиннадцать нисходят к нам по шпилю,
А он, Фома, он – архитектора портрет[1],
Лицом к луне штурмует шпиль, чтоб не забыли,
Кто восстанавливал собор десятки лет!
Вьоле Лё Дюк идёт по шпилю вверх, а ниже
Река, кафешки и толпа цветных огней...
На левой башне, над предпраздничным Парижем
Среди химер есть лица двух моих друзей...
Я им дарил тех двух химер когда-то в шутку –
Настольный гипсовый уменьшенный портрет!
...Декабрьский ветер в башнях вечную погудку
Всё повторяет, всё твердит: «их нет, их нет...»
А посреди химер, гаргуй и прочих статуй
(Кто, кстати, выдумал вот так пугать детей?)
Мудрец масонский, говорят, алхимик спрятан[2],
Химичит что-то химеричный книгочей...
А впрочем, ладно уж, пускай себе химичит,
Не знаю кем, да и зачем тут влеплен он,
Что и кому, и для чего он всё талдычит, –
Но и ему не разгадать секрет времён...
22 декабря 2011
ФОТОРЕПОРТАЖ С МЕДОНСКОГО БАЗАРА
Холодный сырой предрождественский день, и
Фонтаны замедлены зимнею ленью.
Базар – средь графической черни древесных
Стволов...
И лавчонкам, и людям так тесно!
Зелёные крабы, бутылки, трава и...
Их сговор от серого неба спасает,
От скучного зимнего освещенья,
Прилавки, зелёной укрытые тенью.
Базар! Он воистину раблезианский:
Деревья – все в каплях,
И в радужных красках
Расбросаны отблески яблочек райских
В три цвета, на ветках блестящих и гнутых.
Две важных, парадных сороки клюют их.
Дроздишка на деревце слёту садится,
За ним и ворона (огромная птица –
И кажется, ветке пора подломиться).
Сороки слетели. Ворона осталась.
А солнце сквозь капли вовсю разблисталось.
И бежевы стены...
И ты несомненно
Реален, не меньше, чем вся эта сцена,
Где рыбы блестят, как жестянки. А мята...
...............................................................................
Ты сквозь объектив всё протащишь куда-то,
Базар за собой уведёшь ты, как будто
Флейтист...
А тебя кто-то в ту же минуту
Куда – сам не знаешь, но определённо
Тебя и базар, и дрозда, и ворону
Увёл точно так же куда-то... И это...
Умножит твои появления где-то:
Во встречном окне, под кистями рассвета,
Хоть в небе, или у кого-то на фото
По той по неважной причине, что кто-то
Снимал просто так, не прицелясь, куда-то,
И ты вдруг забрался, как некий «нон грата»,
С базара на матрицу аппарата,
Случайно став бликом чьего-то прихвата,
И вдруг объявляешься где-то когда-то
(чужей Ланцелота или Писистрата)
Нежданно, негаданно, замысловато.
И тут уж не важны ни возраст, ни дата...
Так мы остаёмся в чужих аппаратах,
Так мы отражаемся в чьих то глазах –