— Если ты не врешь, женщина, — Альфрид склонил голову к плечу, — я… мог бы передать бургомистру твои слова. Но помни, Бард, я все еще слежу за тобой.
— Мистер Альфрид, мы пришли без оружия, — добавила я. — И просим помощи.
Конечно, у Бильбо остался его кинжал, но на хоббита Альфрид не обращал ровно никакого внимания. Да и как сказал Балин однажды, «Жало» скорее всего было ножом для бумаги. С таким вооружением было бы затруднительно завоевать целый город, это должен был понимать даже недалекий помощник бургомистра.
— Я, пожалуй, слышал что-то о возвращении короля гномов…
Я напрягла память и с пафосом прочла отрывок из песни, который мог вдохновить Альфрида на великие дела:
Зашелестят деревья,
И травы запоют,
И золотые реки
В долину побегут.
Сверкнут в траве озера,
И зацветет земля,
И кончатся раздоры
С приходом короля.
Это сработало, и вскоре Торин, Кили, Фили, Бильбо и я стояли в просторной зале перед расплывавшимся в улыбке бургомистром. Остальных членов отряда отвели в дом, где обещали перевязать раны и подыскать новую одежду. К сожалению, я не успела выслушать восхищения Барда касательно моих навыков переговорщика, потому что лучнику ненавязчиво посоветовали вернуться к детям.
Бургомистр был толст, безвкусно и вычурно одет, а от его притворной радости сводило зубы. Сейчас, предвидя собственную выгоду, он был готов кланяться всей компании в ноги, чтобы потом потребовать за свою помощь и радушие больше золота. К Торину он обращался исключительно «Ваше Величество», чем тешил королевское самолюбие. Пообещав Оукеншильду всяческую поддержку, бургомистр объявил, что на следующий день устроит в городе грандиозный пир, а пока мы были вольны гулять или присоединиться к друзьям в доме.
Когда аудиенция завершилась, стражники проводили нас до «апартаментов». Впрочем, найти нужное здание было не так трудно, учитывая толпу зевак под окнами. Поднявшись на второй этаж, я обнаружила, что все комнаты, чьи окна выходили на набережную, заняли. Гномы бессовестно храпели, измотанные ночными приключениями, и некого было попросить поменяться.
С горя выбрав угловую комнату, я рухнула на кровать. Нет, за исключением невыразительного вида из окна, меня все устраивало: здесь пахло чистым бельем и сухими травами, необходимая мебель присутствовала и можно было закрыть дверь изнутри. Кто был моим соседом, я не знала, потому что слиняла раньше, чем гномы и хоббит определились.
Проснулась я от стука. Голова была тяжелая — кажется, я задремала на несколько минут. Прочистив горло, чтобы не звучать как сантехник-алкоголик на утро, сказала: «Войдите». Волосы, так заботливо приведенные в порядок эльфами, теперь походили на воронье гнездо… Лучше я бы вообще не смотрелась в зеркало.
— Ниэнор, я хотел извиниться, — произнес Торин, который, к слову, выглядел не лучше меня. Он прикрыл за собой дверь, но дальше проходить не стал.
— За что? — я предприняла попытку расчесать волосы пальцами.
— Я не должен был сомневаться в тебе… Твоя натура сильнее, чем у многих наших женщин. Они не видели битв, смертей и крови. Они символ домашнего очага. Никак не могу перестать думать, что ты не выдержишь… Я боялся, что ты расскажешь все о походе для того, чтобы остаться у эльфов.
— Предпочла бы скорее сбежать к Беорну. Все дворцы отвратительны.
Оукеншильд проникся моими словами, и я очутилась в его крепких объятиях. Вновь сложилось впечатление, что мы воины, которые выжили в трудном сражении и встретились на поле боя. Для полноты картины Торин должен был похлопать меня по плечу.
— Внизу накрыли столы, — прерывая молчание, сказал Оукеншильд.
— Отлично, пока никто не проснулся, надо успеть съесть побольше!
Мы спустились, и на последней ступеньке Король подал мне руку. Момент был не самый романтичный, но я замерла, боясь посмотреть Торину в глаза. Вцепилась в теплую жесткую ладонь, которая привыкла больше к эфесу меча. Гном отчего-то также не двигался. Сейчас не хватало королевских племянников, которые бы разрядили обстановку шуткой… Да я бы все отдала за то, чтобы раздался задорный голос Бильбо и вывел нас из оцепенения. Или — за то, чтобы поцеловать Короля.
— Я не имею права за тобой ухаживать, — не слишком уверенно напомнил Торин, — пока не верну Эребор.
— Не думаешь, что потом может быть поздно? — спросила я. — Когда… это случится, ты будешь должен жениться на какой-нибудь принцессе Бирюзовых Пригорков.
Когда это случится, ты будешь должен умереть. Если я не придумаю, как все исправить.
— С чего ты это взяла? — Оукеншильд взглянул на меня как на умалишенную. — Кили с Фили наговорили глупостей?
— Нет…
— Я говорил с Балином. У нашего народа определенно нет никаких правил касательно спутника жизни.
— В моей… стране был случай, когда король был вынужден отречься от престола, чтобы жениться на любимой женщине.
— Варварский обычай! — племянники все-таки явились, и я расслабилась. — О, гляди, Кили, пирогов-то сколько! И что, все не тронуто? Дядя, вы совсем не голодны?
Торин улыбнулся и вдруг поцеловал меня, придерживая за пояс. Я опешила, разом превратившись в огромную мурашку, и скорее машинально ответила на поцелуй, потому что мозг запаздывал. Это было сладко и тягуче, с горьковатым привкусом табака. Время остановилось, не существовало больше Дракона, были неважны драгоценности Горы… Захватывало дух от рук, которые дарили ощущение защищенности, в кольце которых можно было спрятаться от любых неприятностей, почти до боли скручивало живот. Когда мы оторвались друг от друга, я с трудом восстановила дыхание.
— Тогда… ради тебя я готов отречься от трона Эребора.
Ноги подкосились, и я повисла на Короле без возможности двинуть хотя бы пальцем. На втором этаже братья захлопали в ладоши. Не то чтобы это был мой первый поцелуй, но… самый долгожданный и одновременно неожиданный, пожалуй. И судя по всему, я ошибалась насчет того, что Торин девушек видел только в окно дворца.
— Теперь это можно отпраздновать! — мимо пронесся Кили, направляясь к столу с едой. — Верно ведь, тетя Ниэнор?
— Да, — промямлила я, мало что соображая.
Торин дотащил мою тушку до лавки, поставил перед носом тарелку с куском пирога, яйцом и сыром, налил стакан воды и сам уселся завтракать как ни в чем не бывало. Кили и Фили тоже чувствовали себя замечательно, шутили и смеялись. Я же, когда окончательно дошло, что случилось, закрыла лицо руками и завалилась боком на лавку. По спине все бегали мурашки.
— Дядя, ты сделал что-то не так, — сказал Фили, тыкая в меня пальцем. — Думаю, девушки не так реагируют на… поцелуй.
— Фили, напомни не советоваться с дядей по поводу отношений, — добавил Кили.
Я прыснула и приняла сидячее положение. Теперь хотелось танцевать и, кружась, подпевать какой-нибудь глупой попсе. Ночью определенно будет не уснуть, и я проторчу перед окном все время, а потом на пиру буду выглядеть аки зомби, изредка разрождаясь громогласным хохотом.
Кое-как придя в себя, я поела, и тогда в дом вошли две опрятно одетые женщины. Они представились швеями и сказали, что бургомистр приказал к пиру подготовить каждому члену отряда новый костюм. Так, до конца дня наша обитель превратилась в швейную мастерскую: женщины ушивали сделанную для человека среднего роста одежду, кроили что-то новое и штопали гномьи штаны и рубахи.
— Госпожа, — обратилась ко мне старшая швея, — в нашей лавке найдется хорошее платье на вашу фигуру. Если вы не возражаете, идемте со мной.
Я не возражала, и компанию мне составил Бильбо в качестве независимого эксперта.
Несмотря на то, что Озерный город переживал далеко не лучшие времена, платья, которые я увидела в лавке, поражали воображение. Был, правда, в них существенный минус — открытая шея и плечи. Пока я тщетно пыталась объяснить швее, что мне ни в коем случае нельзя носить подобное, женщина просто затолкала меня за ширму. Пришлось с тихими ругательствами натягивать платье с многочисленными нижними юбками.