— Ниэнор! — из палатки высунулась рыжая макушка Тауриэль. — Бильбо! Давайте сюда! Гэндальф считает, что у нас есть немного времени.
В палатке эльфийка, державшая руки за спиной, протянула их вперед и отдала мне кинжал — тот, что давным-давно подарили мне Кили и Фили. Мы обнялись… Земля задрожала. Времени у нас не было вовсе.
Гэндальф силой утащил нас на возвышенность, ближе к Одинокой Горе, и как бы ни упиралась Тауриэль, волшебник и слушать ничего не хотел.
Первый натиск орков объединенная армия выдержала, а после него, несмотря на то, что на этот раз эльфы и гномы Дейна не понесли потерь из-за беспричинной стычки друг с другом, враг получил численное превосходство. Воины Озерного города до этого, конечно, тренировались под началом эльфов, им выдали длинные мечи, а не вилы, но мужчины, желающие сохранить свой дом, не могли противостоять обученным оркам, готовившимся к войне с самого появления на свет.
То тут, то там мелькали волколаки. В начале битвы они от неожиданности стали нападать на своих же седоков, но потом оркам все-таки удалось привести их в чувства. Расчет Азога был верен — если бы гномы и эльфы переубивали друг друга, то занять Эребор было делом пары часов…
Орки оттесняли противников к Горе, и я до крови кусала губы: Торин не думал появляться на поле боя. Эльфов загнали к сторожевому посту, где мы в свое время узнали о смерти Смога, и вынуждены были отступить защищавшие восточную часть долины Озерные жители. В воздухе свистели стрелы и стальные мечи.
Прошло не меньше половины суток, прежде чем от Одинокой Горы послышался громкий клич и часть стены около Главных Ворот свалилась вниз, освобождая проход. Оттуда, все в сверкающих доспехах, выскочили гномы, и пусть их было совсем немного, но появление Торина и компании подняло дух всем, кто сражался против орков.
Однако… успех не мог продлиться вечно.
В Эребор стали заносить раненых, туда же запихали и нас втроем с Бильбо и Тауриэль, а Гэндальф, наказавший нам сидеть тихо и помогать в лазарете, исчез в пыли и кровавом тумане. Инициативу вновь перехватили орки.
— Недолго осталось, — вздохнул Бильбо. — Нас или перебьют, или захватят в плен.
Когда я была на грани отчаяния, к очередной гениальной мысли меня подвела Тауриэль. До этого, хоть мы и обсуждали возможные исходы битвы еще в Лихолесье, эльфийка никак не комментировала мои слова, но потом…
— Разве что только мы… мы появились здесь не для того, чтобы история поменялась и никто не умер, — пробормотала тогда я. — Может быть… чтобы умереть вместо них?
— Я могу спасти его, — вдруг сказала Тауриэль, словно только что осознала нечто очень важное. Ей даже не нужно было произносит ничьего имени. — Если это единственный путь, то я согласна. Если моя судьба привела меня к Одинокой Горе, чтобы я… чтобы он жил, то все будет хорошо.
Она проверила клинки и гордо вскинула голову, а я стыдливо сморщилась. Несмотря на то, что я сделала все, чтобы они с Кили толком не пересекались, у Тауриэль возникли какие-то чувства… И тогда я подумала, что у эльфийки просто не было возможности не испытывать симпатию к Кили, а в этой слепой влюбленности было что-то странное и магическое. Например, такое же, как и в наших отношениях с Торином.
Я приняла эту идею. Хорошо, что догадалась не так быстро, а то весь поход к Горе был бы омрачен гнусными ощущениями, что меня используют.
Чтобы спасти Торина и братьев, получается, троим людям… существам нужно было умереть вместо них. План был прост и понятен: нельзя ничего получить, не отдав ничего взамен. Конечно, можно было надеяться, что если мы с Тауриэль сбросимся со стен Эребора, и Азог тоже каким-то образом умрет, то… нет, риск был чересчур велик. Если бы Кили, Фили или Торин погибли, то наша жертва была бы бессмысленной.
Во второй раз, когда Гэндальф призвал только Азога и Тауриэль, погиб один орк — но, думаю, даже если бы и Тауриэль пожертвовала собой, ничего бы не вышло. Наверное, обмен должен был быть равным, нельзя было спасти двоих и оставить одного умирать.
Я не видела, но почувствовала, когда треть моей новой идеи была претворена в жизнь.
Мы были за крепкими стенами Эребора, могли просидеть там до прилета орлов, и никто бы не осудил лишенную защиты девушку и маленького хоббита. Я не хотела, чтобы все кончилось именно так.
Снова вспомнились слова Торина о том, что он был готов отказаться от Эребора ради меня. Сейчас это звучало как чья-то неудачная шутка, чтобы лишний раз меня поддеть: конечно же, вернувшись на свою родину и избавившись чужими руками от Смога, Торин ни за что бы не сделал выбор в мою пользу. И это, подумала я, было на удивление не так обидно, как могло бы быть.
Мистер Бэггинс долго ничего не говорил, а потом порывисто меня обнял. Несмотря на то, что я вроде как даже смирилась, после этого движения хоббита внутри все треснуло.
— Я ведь не волшебница, Бильбо, — я улыбнулась буквально через силу.
— Я знаю, Ниэнор, — ответил Бильбо. — Я рад, что мы были вместе в этом путешествии.
Я вздохнула и отвернулась от хоббита, чтобы тот не увидел мой несчастно дрожавший подбородок. Я совершенно точно не хотела умирать, но не была ли моя судьба предрешена еще тогда, когда Гэндальф призвал меня в мир Средиземья? Когда заставил нас с Торином проникнуться друг к другу симпатией? Когда я, как марионетка, сползала с дерева перед встречей с орлами и бросалась Королю и Бильбо на выручку, совершенно не умея держать кинжал?
Ох, и неужели я планировала, что буду делать, когда стану королевой? Как будто не могла додуматься, что для поддержания баланса не обойтись без жертв! Я отстегнула от пояса недавно вернувшийся ко мне кинжал с гранатом: больше мне не понадобится оружие и лучше не искушать себя возможностью им воспользоваться.
Интересно, будет больно? Я осторожно положила кинжал на холодный камень — Бильбо же поймет и не позволит эльфам его забрать?
Я слишком хорошо помнила, куда идти. Нужно было подняться на площадку, где Торин сражался с Азогом, но ноги предательски соскальзывали с неровных ступеней. Ну не стыдно теперь трястись, если уже все решила? Я посмотрела на кольцо, прыгавшее перед глазами, — «отвага и мужество», какова ирония!
Король под Горой не видел меня. Как бы я не вытирала слезы, они все равно мешали: картинка расплывалась, а все капли, наверное, весьма уродливо стекали по щекам и носу. Я чувствовала неприятный холодок от их соленых дорожек.
Должно быть, я выглядела ничуть не героически, а жалко. Тоже мне, пришла спасать своего мужчину от неминуемой гибели, а самой только и хочется, что свалить обратно в Эребор, под защиту каменных стен…
Тауриэль улыбалась вполне искренне, а я так отчаянно, до тошноты жалела себя. Эльфийка была куда сильнее и пожертвовала собой просто потому, что я предположила, что только это позволит жить братьям и Торину. Она верила, что ее смерть не будет напрасной, — и от меня требовалась такая же решимости в ответ.
— Торин!
Он не ожидал моего появления, и я, практически ничего не видя перед собой, налетела на него сбоку. Как глупо… Ни в какой другой раз я бы не смогла сдвинуть Торина с места из-за разницы в весе.
Внизу, подо льдом, Азог сверкнул глазами. Я же, наоборот, зажмурилась, когда грудь обожгло огнем и, кажется, закричала. Это было совершенно не мужественно, у меня начинала кружиться голова. Обратный конец орочьего оружия вошел Азогу между ключиц.
Вдруг захотелось спать — да так сильно и резко, что я бы упала, если бы, как бабочку на булавке, меня не удерживала сталь. Да и боль в груди начинала отходить на второй план, оставляя в голове голос одного из тараканов, который с кривой улыбкой хлопал меня по плечу. Он мог бы мной гордиться.
Что-то подобное ощущают доноры крови, если падают в обморок от слабости? Опустив голову, я смотрела на застывшую гримасу на лице Азога, на то, как на него капали мои красные слезы.