— Илья, всё равно я не могу уйти из института. Это будет предательством. Три лаборатории работали целый год, чтобы я летом могла выйти в поле. Мне нужно вести эксперимент на пределе, мне нужны абсолютно развязанные руки, а ведь вы заставите меня работать на добычу, на запасы… Мне обязательно нужны и самые верхние и самые нижние измерения, мне непременно нужно идти дальше, на север, к Ледовитому океану. А вас начинает раздражать уже то, что я вышла из квадрата Владимирской экспедиции и влезла к соседям. Сегодня я увеличиваю концентрацию мерзлотности, а в следующем году я должна быть уже на юге — вы же знаете, что метод — только часть общей теории Губина о глубинных разломах.
— Губин растворит вас в своей теории без остатка. А у нас вы имели бы свой и довольно громкий голос.
— Губин мой учитель.
— В институте метод даёт вам только диссертацию. И не больше! А здесь вы имели бы и ту же диссертацию и смогли бы привести экспедицию к целой серии новых промышленных месторождений. И чем крупнее…
— Илья, не продолжайте…
— В конце концов наука существует для практики, для промышленности.
— Правильно. Но не надо браконьерствовать. Не надо срывать плод незрелым. Дайте науке необходимое время для того, чтобы предельно выявить свои возможности быть полезной практике. Будьте терпеливыми.
— Некогда. Нет времени. Если эксперимент подтверждается хотя бы наполовину, практика обязана извлекать из него пользу.
— Так поступают только хищники.
— Маша!
— Те, кому наплевать на будущее!
— А если я буду просить вас перейти в экспедицию ради меня?
— Не надо, Илья, не говорите так. Такой ценой…
— Чёрт возьми! Я поднял к жизни этот край, я вдохнул человеческую энергию в эту мёртвую тайгу! Имею я, наконец, право на счастье?
— Илья, не надо, это неудобно. Нас могут увидеть.
— Плевать я хотел на удобства!
— Не надо, не надо, я не хочу…
—. . . . .
—. . . . .
—. . . . .
— Вы обещаете мне, Маша?
— Да.
10
«Служебная. Якутская АССР, Белый Олень, для Полозовой. Маша, срочно сообщите своё отношение приказу министра вашем переводе Владимирскую экспедицию. Губин». (На стоянку Полозовой эта радиограмма Губина из Владимирской экспедиции передана не была.)
«Москва, НИИ-240, Губину. Все материалы сотрудницы Владимирской экспедиции Полозовой согласно договору, заключённому вами двадцать восьмого третьего сего года, поступят распоряжение вашего института после выполнения группой Полозовой маршрутного задания Владимирской экспедиции конце полевого сезона. Бондарев».
«Якутская АССР, Белый Олень, для Полозовой. Маша, что вы делаете? Что происходит? Объясните, наконец. Губин». (На стоянку Полозовой эта радиограмма Губина из Владимирской экспедиции передана не была.)
«Якутская АССР, Белый Олень, Бондареву. Отдел кадров НИИ-240 не располагает какими-либо официальными документами подписью Полозовой, дающими основание не считать её сотрудницей института. Губин».
«Москва, Главное управление. Игнорируя приказ министра переводе Полозовой Владимирскую экспедицию, НИИ-240 срывает тем самым применение нового метода разведке промышленных месторождений квадрате заполярного комплекса. Прошу обязать руководство института незамедлительному исполнению приказа министра. Бондарев».
«Правительственная. Владимирская, Белый Олень. Для Полозовой. Срочно Подтвердите Через Рацию Бондарева Своё Согласие Перехода Института Экспедицию. Заместитель Министра. Верно. Начальник Канцелярии».
«Москва, Главное управление. Никаких согласий поводу перехода института экспедицию мною не давалось. Продолжаю работать темой диссертации согласно научной программе НИИ-240. Полозова». (В Москву радиограмма Полозовой из Владимирской экспедиции передана не была.)
«Отметка К-210, Полозовой. Маша, в чём дело? В чём дело? Бондарев».
«Отметка К-211, Полозовой. Почему молчите? Почему не отвечаете? Бондарев».
«К-212, Полозовой. Маша, что случилось? Что случилось? Испортилась рация? Бондарев».
«К-213, Полозовой. Маша, отвечайте, ради бога, хоть как-нибудь! О вас беспокоится профессор Губин. Вы заболели? Бондарев».