Он сохранял невозмутимый вид, однако ходившие под бронзовой кожей желваки выдавали его нараставший гнев.
— Их я обнаружила сегодня в своей сумке. Гвидо сжал пальцы, и смятые снимки упали на ковер. Он резко отвернулся и торопливо зашагал вниз по лестнице, словно приняв какое-то решение.
Корделия увидела, что он подошел к телефону, набрал какой-то номер и заговорил на итальянском.
— Что ты собираешься делать? — требовательно спросила она.
— Гильельмо займется этим грязным вторжением в нашу личную жизнь и найдет виновного, — отчетливо произнес Гвидо и посмотрел на нее с грозным видом. — Тебе следовало сразу рассказать мне об этом! Если кто-то из моих служащих позволил себе наглость участвовать в этом, он будет жестоко наказан! Неудивительно, что ты потеряла голову.
— Я не просто расстроена, Гвидо, я...
— Ты не могла выразиться яснее, когда ударила меня... и я догадался, что произошло что-то очень серьезное. В гневе ты очень похожа на итальянку, Корделия. — Гвидо вздохнул, глядя на нее с мрачным изумлением. — И я могу понять и простить твой поступок. Удивительно, как тебе удавалось сохранять самообладание весь день.
— Неужели ты надеешься заморочить мне голову этой пустой болтовней? — вскричала Корделия, которую взбесил его снисходительный тон. — Ты что, считаешь меня полной дурой?
— Эти фотографии могли быть сделаны не позже, чем год назад, — холодно ответил Гвидо. — Об их существовании я, к сожалению, узнал только после публикации и сразу же потребовал дать опровержение. И если я предпочел обсудить это дело не с тобой, а с моими адвокатами, то только потому, что оберегал твои чувства.
— Мои чувства?! — недоверчиво переспросила она.
— Я не хотел, чтобы этот грязный листок, который называет себя газетой, заставил тебя почувствовать себя униженной! И еще, — задумчиво продолжал Гвидо, — я не могу поверить, чтобы Жаклин была как-то замешана в этом. Не такой она человек, да и расстались мы с ней по-хорошему. У кого-то еще есть причины выбрать тебя объектом травли... Кто это может быть?
— Эугения! — невольно вырвалось у Корделии. Он сжал губы.
— Чушь!
— Да ты и впрямь меня за дурочку держишь! — разразилась нервным смехом она.
— Я все объяснил тебе, — нахмурился Гвидо, — и хватит об этом. Если ты мне не веришь, я могу показать тебе газету, в которой было опубликовано опровержение. Говорю еще раз: я не виделся с Жаклин после нашей свадьбы!
— Ты мог подкупить фотографа, а редактора газеты запугать судом, — продолжала кипятиться Корделия. — Вот посмотри, на этих фото нет даты! Что им оставалось делать, как не извиниться!
— Значит, ты обвиняешь меня во лжи?.. — Судя по выражению его глаз, Гвидо даже не представлял, что она может осмелиться на такое.
— Ты сам говорил, что будешь делать все, что захочешь, — напомнила ему Корделия.
— Если бы я делал, что хотел, то ты сейчас валялась бы у моих ног, вымаливая прощение! — взорвался Гвидо. — Да как ты смеешь сомневаться в моих словах?!
— Оступившийся однажды — просто легкомысленный человек, но тот, кто повторяет этот поступок, — стопроцентный распутник! И я не собираюсь жить с тобой больше!
— Что ты имеешь в виду?
— Я была так наивна, что поверила тебе, когда ты сказал, что кто-то подлил тебе спиртное в стакан десять лет назад в ночном клубе, но не намерена выслушивать еще одну сказку, в которой снова фигурирует плоскогрудая блондинка, — печально сказала Корделия.
— Ты связываешь две истории, которые не имеют ничего общего.
— Ах, вот как? Тебе не нравится, что я тебе не верю? А ты не помнишь, как поставил меня в такое же положение? Кому ты тогда поверил, мне или Умберто? — напомнила она ему дрожащим от обиды и боли голосом. — Я уверена, что, если бы меня обвинили в том же самом еще раз, ты просто убил бы меня на месте, не слушая никаких оправданий!
— Значит, мы опять вернулись к этой чертовой стоянке... Я не верю тебе! — В его мрачных глазах зажглась ярость.
— Вот и я тебе не верю! — парировала Корделия. — И вообще, мы не настоящие муж и жена. У нас только деловые отношения.
— Заткнись и послушай меня! — заорал Гвидо, но она упрямо покачала головой.
— Я выполнила свою часть сделки...
— Если ты еще хоть раз произнесешь это слово... — перебил ее он.
— Я беременна, — не слушая его, продолжила она, — и теперь требую, чтобы ты оставил меня в покое.
Гвидо замер, всматриваясь в ее лицо.
— Что ты сказала? — недоверчиво спросил он. — Уже?
— Ты неплохо поработал, не так ли? Корделия скривилась от отвращения, ее начал бить озноб.