— А ваши родители не боялись, что с вами может что-нибудь случиться в этих ночных вылазках? — спросила она.
— Да в общем-то нет. — Он задумчиво вздохнул. — Отец имел собственные представления о воспитании и растил нас с Габриэлем так, чтобы мы могли в любую минуту постоять за себя. А вот мать волновалась. Она родилась в Мексике в очень богатой испанской семье. Когда была маленькой девочкой, одного из ее братьев похитили, чтобы потребовать выкуп. Его вернули в целости и сохранности за большую сумму денег. Мать до сих пор помнит эту историю. Она мудрая женщина и знала, что не может держать двух мальчишек под стеклянным колпаком. Мигель, сын нашего садовника, который был на восемь лет старше, поначалу сопровождал нас. Но когда мы подросли, стали путешествовать одни. Мы слыли отчаянными сорванцами.
— Вы с Габриэлем были похожи друг на друга?
— Как две капли воды, — оживился Эрнан. — Держу пари, что вы бы поразились, увидев нас рядом. Наверное, матери тяжело смотреть на меня и видеть только одного из сыновей. Она так гордилась нами. В ней бурлила испанская кровь, и мама хотела иметь не менее полдюжины детей. Но когда она родила меня и Габриэля, у нее возникли осложнения со здоровьем, и с мечтой пришлось расстаться.
Алис с сочувствием посмотрела на Эрнана.
— Так, значит, желание иметь большую семью передалось вам от матери?
— Я наполовину мексиканец, — весело сверкнул он глазами, — и думаю, четверо или пятеро детей — это очень хорошо. Я, конечно, не придерживаюсь принципа «без штанов, но дюжина» и удовлетворюсь хотя бы одним сыном, который смог бы продолжить дело и род. Остальные могут быть дочками. Я больше люблю маленьких девочек, чем мальчиков.
И больших девочек тоже, чуть не вырвалось у Алис.
— Странно, — продолжал Эрнан, — но мне хотелось бы иметь дочь с такими волосами, как у вас, и с такими же глазами, полными загадок.
Алис не знала, какая сила помогла ей сохранить спокойный вид, словно услышанное совсем ничего не значило для нее.
— Вот мы и приехали, — прозвучали спасительные слова.
Через большие кованые ворота на каменных опорах лимузин медленно въехал на извилистую аллею, по обе стороны которой были подстриженные лужайки с экзотическими растениями. Сквозь ветви деревьев вдалеке виднелся Тихий океан, сверкающий на солнце.
Остановились у массивной парадной двери и вышли из машины. Эрнан обвел взглядом красивое строение в старинном стиле.
— Мой дед построил этот особняк полвека назад и использовал как второй дом, который он обожал. Но тогда фамилия Гордонов мало кому была известна. И дом был намного меньше того, что вы видите сейчас. Позже дед пристроил новое крыло, там сейчас зал для балов. А отец расширил дом, сделал веранды в сторону океана. Потом появились бассейн, теннисный корт и многое другое.
Алис не могла оторвать глаз от великолепного здания из белого кирпича с высокими узкими окнами.
— Вам нравится?
— Да, необыкновенная архитектура.
— Пойдемте и посмотрим, что у нас внутри.
Гордон приобнял гостью за талию, подводя к двери, которая тут же распахнулась. На пороге стояла хорошенькая горничная в черном платье и белом переднике.
— Салуд, сеньор, салуд, сеньорита. — Темно-карие глаза с интересом остановились на лице незнакомки.
— Салуд, Сильвия, — ответил хозяин и провел Алис в огромный, залитый солнцем холл. Полная женщина в строгом сером платье спешила им навстречу.
— Сеньора Мария, моя домоправительница, мисс Уэбстер, моя помощница, — представил женщин друг другу Эрнан. — Вы найдете общий язык.
А если нет? — подумала Алис, глядя на пожилую даму, обнимающую Гордона.
— Сеньор, вы отсутствовали так долго. Мы еле дождались вас.
Не было сомнения в искренней радости, с которой эта женщина встречала хозяина. Затем к ней присоединилась повариха — худая, угловатая латиноамериканка с длинным костлявым телом, являющая собой прямую противоположность того, как должен выглядеть человек, занимающийся приготовлением пищи…
В просторной гостиной Эрнан указал Алис на массивное кресло рядом с французским окном, а сам прошел к бару.
— Что бы вы хотели выпить до ланча? Мартини, джин, коктейль?
— Что-нибудь безалкогольное.
После автомобильной аварии в Лос-Анджелесе Алис решила, что не будет пить даже слабое вино, когда рядом Гордон. Она хотела иметь ясную голову. И пусть тот думает что угодно, но играть в светскость не станет.
— Я не очень люблю крепкое, — небрежно заметила она.
— Вы думаете, что я буду порицать вас, если выпьете? — сделал он удивленное лицо. — А как же тот вечер в Лос-Анджелесе? Хотели убедить меня, что вы светская львица, что-то вроде Анджелы Фицджеральд?
— Вы знаете эту особу? — вскинула брови Алис.
— О! Подобных ей тысячи. Труднее найти такую, как некая мисс Уэбстер, и еще труднее понять ее.
— Мне просто захотелось немного выпить в ту ночь, вот и все. — Она начинала злиться на себя, что пытается оправдываться.
— И черепахи иногда пьют воду, — мрачно изрек Гордон. — Послушайте, мне абсолютно все равно, пьете вы или нет, но почему вы так настойчиво воздвигаете перед собой стену, чтобы отгородиться от меня? Я ничего не знаю про вашу жизнь. Вы никогда не рассказывали мне о вашей семье.
— Разве я не говорила вам, что у меня нет родственников? Я была единственным ребенком в семье, а оба моих родителя давно умерли.
— А дедушка и бабушка, старые школьные друзья? С кем вы встречаете Рождество, Новый год?
— Я… — Алис замолчала, почувствовав, как паника охватывает ее.
Продав дом родителей, она распрощалась со всеми, кто знал ее, за исключением старой тетки с маминой стороны, с которой до сих пор поддерживает отношения. У старой женщины никого нет, кроме нее.
— Я не понимаю, почему это так интересует вас?
— Вы интригуете меня, Алис. Можете, конечно, сказать, что это не мое дело, но я хочу, чтобы оно стало моим. Ваш замкнутый образ жизни вызывает недоумение: неужели такая интересная особа лишает себя сексуальных радостей? Или вы просто умело скрываете?..
— Нет. — Ее щеки пылали огнем, но она усилием воли не отводила глаз в сторону. Сексуальные радости! Что бы он сказал, если бы узнал, что перед ним девственница? Расхохотался бы, без сомнения.
Гордон между тем повернулся к бару и налил лимонад в высокий бокал. Когда Алис брала его, рука у нее дрожала. Этот человек играет с ней в кошки-мышки, каждое его слово полно подтекста, а то и вовсе ничем не завуалировано. Он явно испытывает к ней физическое влечение. Ну и Бог с ним, его дело! А вот то, как на это реагирует она, достойно сожаления. Но ведь сама и виновата. Если бы не похоронила в себе все чувства, если бы не отказалась от интимной жизни, все было бы и проще, и естественней.
Но она была тем, кем была, и ничего не могла с собой сделать. Вот и сейчас — тот же проклятый вопрос: как жить дальше? Не рождена она для легких увлечений, а судьба свела ее с мужчиной, для которого семья — это, прежде всего, дети. А ведь он, пожалуй, тот, в кого она могла бы влюбиться. Тысячи, миллионы женщин были бы счастливы с партнером, который ничего не хочет, кроме спокойной жизни, не обремененной детьми. Но для нее такие мужчины могли быть в лучшем случае лишь друзьями. И это не ее вина. Видимо, она сделана из другого теста.
Да, конечно, могла бы уже встретить человека, который сказал бы, что ее беда не имеет для него никакого значения и, несмотря ни на что, он все равно хочет остаться с ней. Но тогда бы ему пришлось принести себя в жертву, а она не могла принять ее от мужчины, которого любит. Ведь пройдет время, оба они станут старше, любовные страсти поутихнут, и благородный рыцарь начнет сожалеть о своей жертве и выборе, который сделал. Она свыклась с мыслью, что никогда не сможет стать матерью, но лишать мужчину счастья стать отцом слишком жестоко.