Страх сковывает меня. Я не могу ни шевелиться, ни говорить. Состояние близко к обморочному. Я никогда в жизни так не попадала. И что самое ужасное — я понятия не имею, что мне теперь делать.
Ковалевский же ведёт себя так, будто ничего особенного не произошло, так, досадная неприятность, не более. При этом, ему наверняка ни разу не радостно. Хотя откуда мне знать, что он там себе думает? Он просто сидит в кресле, закинув ногу на ногу и курит, глядя на пламя в камине. Впечатление, будто меня для него сейчас не существует.
Но вот он снова поворачивается ко мне. Внимательный взгляд уверенного в себе мужчины.
— Я проверю то, что ты мне сказала. И если ты мне солгала — пеняй на себя.
— Я вам не лгала… — в полуобморочном состоянии шепчу я.
Слова даются с трудом. Сердце учащённо колотится в груди. Перед глазами всё плывёт.
— Тебе нужно отдохнуть, — говорит Ковалевский и встаёт.
Он вынимает из внутреннего кармана пиджака смартфон, кликает пальцем по экрану и прижимает трубку к уху.
— Подойди ко мне, — говорит он и отключается.
Спустя несколько секунд раздаётся стук в дверь.
— Входи, — говорит Ковалевский чуть громче, чем допрашивал меня.
Дверь открывается и в комнату входит Иваныч. Вид — уважительный, исполнительный и даже, пожалуй, немного подобострастный.
— Её нужно где-то поселить. В отель нельзя. Здесь, сам понимаешь, тоже не вариант — она может оказаться кем угодно. Возьми двух своих лбов поответственнее и отвези её в дом у озера. Выстави охрану. Отвечаешь за неё головой. До завтра ничего предпринимать не будем — почитаем российские новости. Пробей уровень поиска. Узнай всё, что можешь о её контактах. Всех шерсти, без исключения. Достань мне видеозаписи с камер наблюдения.
Затем Ковалевский вновь поворачивается ко мне:
— Сколько у тебя было мобильных?
— Телефонов?
— Их.
— Один. Он, — я слабо киваю на Иваныча. — Его забрал.
Ковалевский поворачивается к нему.
— Что с телефоном?
— Симку вынул в Москве-Сити, пока её в машину сажали. Телефон скинул там же, симку — чуть позже, по дороге.
— Хорошо, — сухо одобряет Ковалевский. — Всё, забирай её.
Иваныч подходит ко мне.
— Встаём и за мной, — говорит он.
Глава 7
Состав сопровождающих меня мужчин не меняется. Те же двое в машине и Иваныч, задержавшийся на крыльце. Ковалевский что-то говорит ему, пока я сажусь на заднее сиденье привезшего меня сюда автомобиля. Иваныч задерживается и приходится подождать. Двое в машине молчат и смотрят в стороны, будто меня и нет.
Наконец Иваныч кивает в ответ на очередную беззвучную для меня реплику деловито сложившего на груди руки Ковалевского, и идёт к автомобилю. Садится и приказывает водителю:
— Синий дом.
Водитель молча кивает и тихонько утапливает педаль газа. Автомобиль степенно, неторопливо выезжает за ворота.
Снова те же пейзажи за окнами. Стараюсь ни о чём не думать — устала бесполезно трепать себе нервы. Сейчас от меня всё равно ничего не зависит. Я однозначно в их власти. И, как я поняла, слово Ковалевского здесь — железобетонный закон. Как он скажет, так и будет. По его общению со мной, я не поняла толком, как он ко мне отнёсся. Нельзя сказать, что безразлично, но и назвать это отношение "с интересом" я бы тоже не смогла. Похоже, он просто привык скрывать свои эмоции. И, надо сказать, у него это хорошо получается. В любом случае, я ожидала худшего. Хамства, наездов, агрессии. Но нет. Он даже произвёл на меня впечатление довольно приятного человека, несмотря на всю эту спокойную холодность и отстранённость.
— Значит, слушай сюда, Милана, — оборачивается вдруг ко мне Иваныч, и первая моя реакция — удивление, что он знает моё имя, а вторая — всё объясняющее воспоминание о прослушке. — Правил всего два. Ты ведёшь себя тихо и не пытаешься сбежать. Будешь их придерживаться — всё будет пучком. Нет — пеняй на себя. Всё поняла?
— Да… — тихо говорю я.
— Я не слышу! — рявкает Иваныч.
— Да, я же сказала, — немного громче говорю я.
— Ну, вот и хорошо, — удовлетворяется моим ответом он.
Затем снова поворачивается к водителю:
— У супермаркета тормозни.
Водитель молча кивает. И этот безмолвный кивок Иваныча вполне устраивает. Если бы я так сделала в ответ на его распоряжение, он бы, наверное, стал бы на меня орать. А тут вон — вполне всё окей.