Рено снова нагнулся к Еве.
— Рено, не надо, я…
Ева прерывисто вздохнула, и в этом вздохе соединились и страсть, и страх. Рено не обратил внимания на ее прерывистый шепот. Его руки медленно скользнули ей под спину, напряглись, и она выгнулась тетивой, а он губами стал ласкать и дразнить соски, которые возбудил.
— Что ты… делаешь… со мной?
В ответ Рено перешел к другому соску.
На сей раз она испытала наслаждение еще более сладостное и всепоглощающее. Она вскрикнула, а ее тело рванулось навстречу мужчине, который ласкал ее столь яростно и нежно.
Затем она ощутила руку Рено между своих ног.
Родился страх, вытесняя наслаждение и гася огонь страсти.
— Больше не надо! — вскрикнула она в отчаянии, пытаясь вырваться из-под него. — Не надо! Перестань! Ты просил поцелуя — я поцеловала тебя так, как ты хотел!.. Ну, разве это не правда?! Я выполнила свою часть сделки! Пожалуйста, остановись!.. Рено, пожалуйста!..
Медленно, неохотно, Рено поднял голову. Сосок упруго выскользнул из его рта, и от этого по телу Евы пробежала трепетная волна.
Рено закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не застонать. Его рука, лежащая между сжатых девичьих ног, казалось, была окружена огнем, который ему не удавалось высечь столь быстро из какой-либо другой женщины.
Он пошевелил пальцами, наслаждаясь теплом и упругостью ее тела, и в ответ из коралловых губ Евы вырвался крик, который нельзя было приписать одному лишь страху.
— Почему я должен остановиться, gata? — хрипло спросил Рено, глядя на нее. — Ведь ты хочешь этого не меньше, чем я.
Его рука вновь начала движение, и Ева снова вскрикнула: его нежные и настойчивые руки рождали сладостные ощущения.
Ева схватила Рено за запястье, пытаясь отдернуть его руку, но ничего не могла сделать — Рено был намного сильнее ее.
— Ты сказал, что остановишься, если я дам тебе честный поцелуй, — горячо говорила Ева. — Разве нет?
Отчаяние в голосе Евы было неподдельным, о чем свидетельствовали и ногти, вонзившиеся в его запястье, и внезапная напряженность в ее теле.
— Если бы поцелуй был честным, я бы уже глубоко погрузился в тебя, ты царапала бы меня своими острыми ноготками совсем по-другому, и мы оба были бы в восторге друг от друга, — возразил Рено.
— У тебя очень странное представление о честности. Девушка, отдающаяся любому, кто ее пожелает!
— Но ведь ты хотела меня!
— Я сейчас не хочу! Ты намерен держать свое слово, громила с ружьем?!
Рено сделал глубокий вдох и назвал себя последним дураком за то, что разбудил в себе желание к опытной обманщице из салуна «Золотая пыль». Ведь его уже дразнила другая такая же, некая Саванна Мари Кэррингтон. Она завязала его в узел, вытянула из него посулы и обещания и позволила ему после этого поцеловать ей руку.
— Я не обещал остановиться, — холодно заявил Рено. — Я сказал, что мы переговорим с тобой и решим. Предложи мне что-нибудь, gata. Предложи мне что-нибудь такое же интересное, как это.
Рука Рено снова зашевелилась, сжимая и лаская плоть Евы. Она снова попыталась оттолкнуть его.
— Прииск, — проговорила Ева. — Золотой прииск Лайэнов.
— Испанские сокровища?
— Да!
Рено пожал плечами и снова нагнулся к Еве.
— Я ведь уже выиграл его, ты помнишь? — спросил он.
— Только журнал. Он не поможет, если ты не знаешь знаков, — быстро ответила она.
Он помолчал, наблюдая за ней прищуренными глазами. Возможно, Ева в первый момент отвечала на его желание, но сейчас она мечтала только о том, чтобы освободиться.
— Какие еще знаки? — спросил он скептически.
— Те, которые предки дона Лайэна оставили на пути, чтобы предупредить о тупиках и опасностях, о золоте и обо всем, что может помочь.
Рено медленно отодвинулся, отпуская Еву. Но он позаботился о том, чтобы она находилась очень близко и не успела сбежать. Ему надо быть начеку. Она обладает изумительным проворством и кошачьей ловкостью.
— Хорошо, gata, расскажи мне об испанском золоте.
— Меня зовут Ева, а не кошка.
Она дотянулась до лифчика, который Рено отложил в сторону, и взяла его.
— Говоришь, Ева? Я как-то этим не удивлен. Но я не Адам, поэтому не пытайся кормить меня яблоками.
— Это будет твоя потеря, а не моя, — пробормотала она. — Мне говорили, что мой яблочный пирог — лучший из всех к западу от Миссисипи и к северу от рубежа Мейсон—Диксон, а, может, и еще южней.
Ева торопливо застегивала лифчик неловкими пальцами. Она понимала, что едва избежала непоправимого.
И была благодарна, что этот искатель приключений держит слово.
— Меня больше интересует золото, чем яблочный пирог, — возразил Рено. — Ты помнишь это?
Он погладил Еву по бедру. Это выглядело и как ласка, и как угроза.
— Дон Лайэн был потомком испанских дворян, — быстро проговорила Ева.
Она посмотрела на его руку, затем ему в глаза, недвусмысленно напоминая ему об их сделке. Он медленно убрал руку.
— У одного из его предков имелось разрешение короля на поиски металлов в Нью-Мексико, — продолжила Ева. — Другой был офицером, которого прислали охранять золотой прииск, что разрабатывал иезуитский священник.
— Иезуит, не францисканец?
— Нет, это было до того, как испанский король изгнал иезуитов из Нового Света.
— Тогда это было очень давно…
— Первая статья журнала относится к 1530 или 1580 году, — сказала Ева. — Трудно определить. Чернила выцвели, и страница надорвана…
Когда Ева на некоторое время замолчала, Рено поднес руку к ее животу. Он развел пальцы, почти полностью закрыв его.
У Евы остановилось дыхание. Было такое впечатление, что он измеряет пространство, предназначенное для будущего ребенка.
— Продолжай, — сказал Рено.
Он понимал, что его голос прозвучал низко и хрипло, но ничего не мог с собой поделать, хотя и знал, как глупо было желать расчетливую девчонку из салуна.
Ее тепло сквозь кожу проникало в его кровь, заставляя забыть о том, что она всего лишь девчонка, которая использует свое тело как приманку.
Рено вздрогнул, заметив, что Ева ничего больше не говорит. Он взглянул ей в лицо и увидел, что она наблюдает за ним желтыми кошачьими глазами.
— Так быстро нарушаешь свое слово? — спросила Ева.
Рено сердито отдернул руку.
— Я думаю, что это должен быть 1580 год, — проговорила Ева.
— А может быть, 1867, — возразил Рено.
— Что?
Не отвечая, Рено посмотрел на тонкую материю лифчика, которая скорее оттеняла, чем скрывала прелестную грудь.
— Рено…
Когда он поднял глаза, Ева испугалась, что может проиграть в той опасной игре, которую ведет. Глаза у Рено были бледно-зеленые, и они обжигали.
— Сейчас 1867 год, — начал он, — мы на восточном отроге Скалистых гор, и я пытаюсь определиться, продолжать мне слушать сказки про испанское золото или взять то, что я выиграл в карты.
— Это не сказки! Это журнал! Там был капитан Леон и некто по имени Coca…
— Coca?
— Да! — торопливо ответила Ева. — Гаспар де Coca… И иезуитский священник. И кучка солдат.
Сквозь густые ресницы она внимательно наблюдала за Рено, молясь о том, чтобы он поверил ей.
— Я слушаю, — подтвердил он. — Не скажу, что терпеливо, имей это в виду, но слушаю.
Однако вопреки своим словам Рено слушал очень внимательно. Он неоднократно ходил по следу экспедиций Эспехо и Coca. Они обнаружили золотые и серебряные прииски, которые принесли им огромные богатства.
Затем эти прииски были «потеряны» задолго до истощения их недр.
— Coca и Леон получили лицензии на разработку приисков для короля, — сказала Ева, хмуря брови и пытаясь вспомнить все, что она узнала от Лайэнов и из старого журнала. — Экспедиция все время двигалась на север, к стране ютаев…
— Сегодня мы их называем ютами, — уточнил Рено.
— Coca шел за Эспехо… Эспехо был одним из тех, кто назвал страну Нью-Мексико, — торопливо продолжала Ева. — И еще он назвал дорогу от приисков к Мексике и обратно Старым испанским путем…