— Жди, Лейден, — сказал Баклер в микрофон.
Харк выбрался из машины и спрыгнул на пыль. Он сделал несколько шагов вперед. Мелодия висела в воздухе, или в его голове, он не мог решить где. Он почувствовал внезапное, ужасное чувство печали и сожаления. Это было словно разрушение сна, закопанного сна, который он смог, наконец-то, вспомнить.
Он посмотрел назад на другую Саламандру. Крийд с Твензетом выбрались из нее и пристально смотрели на него.
— Харк? — крикнула Крийд.
— Минуту… минуту, Тона, — крикнул он в ответ. Он пошел вперед, вдоль линии колонны, мимо рядов танков с работающими на холостом ходу двигателями и Кадогасских солдат, сидящих на транспортах. Они смотрели, как он проходит мимо, удивленные видом оборванного однорукого комиссара с безнадежным выражением лица.
Харк.
Харк шел дальше, набирая скорость, мимо танков и транспортов в следующей части ожидающей колонны. Он прошел мимо двух рядов тракторов Троянец, буксирующих канистры с топливом на прицепах. Их двигатели гудели, но не заглушали слабую, плывущую мелодию.
Харк.
Водители Троянцев смотрели, как он проходит быстрым шагом мимо.
Еще несколько Троянцев стояли в линию позади перевозчиков топлива. Машины были выкрашены в черное и тащили гораздо более взрывоопасный груз на своих прицепах. Группа людей в фуражках и черных кожаных плащах встали перед Харком.
Это были комиссары, носящие на своих эполетах и воротничках эмблемы Специального Присоединения.
— Дайте мне пройти, — сказал Харк.
Они замешкались, а затем отошли в сторону.
Помоги мне.
Тяжелые клетки с толстыми, железными решетками стояли на прицепах, которые тащили зловещие черные тракторы. Темные фигуры скрывались за решетками, прикованные руками и ногами к голым металлическим рамам в центре каждой клетки. Решетки некоторых клеток были с шипами, обращенными внутрь.
Несмотря на вонь выхлопов, плывущую от тракторов, Харк мог чуять боль. Кровь, пот, экскременты, гангрена и острый запах статического электричества наполняли ночной воздух.
Волынка стала громче.
За каждой клеткой следили темные, тихие фигуры: комиссары Специального Присоединения, сервиторы, вооруженная охрана в черных униформах с необычными полными шлемами с визорами внизу, и мужчины и женщины в темных робах, вооруженные электрическими пиками. Бледные, мрачные лица и закрытые визоры следовали за ним, пока он тащился вдоль линии.
Помоги мне, Харк.
Харк остановился. Он осознал, что по его лицу текут слезы. Печаль, которая разъедала его долгие годы, наконец-то вырвалась наружу, пробив замерзшую поверхность его эмоционального резерва. Он посмотрел на клетку перед собой. Обращенные внутрь шипы были запятнаны высохшей кровью.
Сгорбленный человек в черной коже подошел и встал перед Харком. — Вы не можете подойти к клетке, — прошипел он сквозь гниющие зубы.
— Иди отфесай себя, — сказал Харк.
Позади горбатого подошла женщина. Она была старой и чопорной, ее узкое лицо портило большое красное родимое пятно. На ней было длинное, строгое черное кружевное платье, которое шуршало на пустынном ветру.
— Кастодиан Калкус совершенно точен, — сказала она. — Вы не можете приблизиться к клетке или к экземпляру. Это правила Санкционированного Дивизиона. Это для вашей же безопасности, сэр. Псайкеры, даже санкционированные, опасные животные.
— С дороги, — сказал Харк.
— Дайте ему пройти.
Харк обернулся. Баклер последовал за ним вдоль линии машин с Крийд, хромающей рядом с ним. В глазах Крийд стояли слезы. Она, возможно, тоже может слышать тихую горестную музыку, подумал Харк.
— Дайте ему пройти, — повторил Баклер.
Старая дама в черном кружевном платье кивнула и отошла, потянув горбатого в сторону.
Харк забрался на грязный прицеп. Он встал на колени перед клеткой, сжимая руками грязную решетку.
— Мне жаль, — прошептал он.
Тварь в клетке пошевелилась. Это был просто мешок гниющего и оплывшего мяса. Тяжелые кандалы приковывали его худые конечности к каркасу клетки. Харк мог видеть, что он испытал всестороннюю хирургию.
Шрамы от швов пересекали его грязный скальп, а аугметические устройства были имплантированы в его шею, грудь и горло. Его уши были отрезаны, а глаза зашиты. Он сидел обнаженным в луже собственных испражнений. Открытые, истекающие язвы, покрывали плоть его тела.
Все в порядке.
— Нет, — сказал Харк. — Не в порядке.
Это теперь моя жизнь.
— Это не жизнь, — сказал Харк.