— Они становятся ярче, если по ним постучать, — улыбнулся Бростин.
— Прекрати это! — проворчал Варл. — Мы должны быть...
— На что-нибудь способны?
Все замерли. Комиссар Харк спустился по лестнице в комнату.
— Сэр, — сказал Варл.
— Это колодец, Варл?
— Колодец, сэр.
— Открыли его? Безопасно?
— Еще нет, сэр, извините.
— Открывайте.
— Я вот только что говорил, как трудно сдвинуть рычаги, комиссар, — начал Кант. — Мы не можем... — Виктор Харк вытянул свою левую руку. Его аугметические пальцы сомкнулись, как тиски, вокруг рукояти.
Рука Харка повернулась. Со скрипучим, пронзительным протестом, шестерни повернулись, и крышка начала открываться. Над ними в темноте застучали цепи. Омерзительное, сухое зловоние донеслось из колодца.
— Это ты, Бростин? — спросил Варл.
— Не в этот раз, — простонал Бростин, зажимая пальцами нос.
Варл, Харк и Бростин подошли к колодцу и посмотрели вниз. Варл посветил фонариком. Луч выхватил мох и клейкий черный лишайник. Вонь была невыносимой.
Бростин вытащил запасное уплотнительное кольцо, маленькое, медное, с насечками, и кинул его в колодец.
— Один, Трон Терры… Два, Трон Терры… Три, Трон Терры…, — начал Харк.
Он дошел до «шестнадцать, Трон Терры». Не было никакого всплеска, только серия звонких ударов, пока кольцо неслось вниз.
Харк посмотрел на Варла. — Вот этого, — сказал он, — вот этого я и боялся.
4. НАПИСАНО В ПЫЛИ
День седьмой (после выхода из С.П. Эликона). Восход в четыре плюс девятнадцать, штормовой ветер всю ночь. Собрали весь полк внутри прямо перед закатом по местному. Не спим. Отряды работают, чтобы обезопасить объект. Место просто лабиринт. Место мало или вообще не совпадает со схемами. Продолжаем находить новые комнаты, новые залы. К. нашел целое новое крыло на западе, которого нет ни на одной версии карт.
Цель курьезно ощущается мертвой и живой, в одно и то же самое время. Сухое, пустое, но энергия все еще есть, как и некоторые признаки проживания. Главная проблема – нет водных запасов, не смотря на обещание. Колодец сухой. Пытаюсь связаться с Эликоном для поддержки. Г. раздосадован. Местный водный источник необходим, если мы собираемся обосноваться здесь. Ходят слухи о вторичном колодце, который не можем найти. Не только нашли схемы не согласуются с планом места, обнаружили, что наши схемы даже не согласуются друг с другом. Пошлем официальное осуждение в тактическую службу за эту ошибку.
Я не могу стряхнуть ощущение, что сон, пытающийся добраться до чего то в моей голове относится к тому что Медики докладывают, как высокая степень глазных инфекций среди солдат, из-за пыли.
— Полевой журнал, В.Х. пятый месяц, 778.
I
В Хинцерхаусе были странные эха, эха, чтобы привыкнуть к которым понадобилось время. В одиночестве в комнате человек мог слышать шаги товарища двумя этажами выше и на расстоянии двух сотен метров.
Звуки переносились.
Если бы сюда когда-нибудь забрался ветер, думал Баскевиль, какую бы песню он пел.
Он шел по дому в поисках силовой комнаты. На каждом повороте или перекрестке, он сверялся с клочком бумаги. Макколл нарисовал направление к силовой комнате для него. Схемам нельзя было доверять. Даур с Роуном накануне вечером едва не подрались из-за местоположения комнаты, обозначенной, как «меньший зал». Все стало почти скверно – Баскевиль был уверен, что Даур был на грани, чтобы нанести удар – пока Гаунт не указал, во-первых, что схемы Даура и Роуна существенно различаются и, во-вторых, они спорили как раз в меньшем зале.
Оглядываясь на это, Баскевиль пришел к выводу, что, возможно, самой серьезной причиной для беспокойства во время спора было поведение Даура. Бан Даур, чисто выбритый и Тронобоязненный, был образцовым офицером, последним человеком, от которого вообще можно было ожидать то, что он замахнется на старшего по званию.
Это из-за того, что мы напуганы, все подряд. Кто-то признавал это, кто-то нет, но мы все напуганы этой дурной скалой и этим домой-лабиринтом. Есть здесь что-то в воздухе, какие-то…
сухие черепа в пыльном овраге
... осязаемые вещи, просачивающееся напряжение.
Чем бы это ни было, этого не было в воде, потому что здесь не было никакой воды. Колодец был сух. Они жили за счет своих фляг, на четвертном рационе. Ладда отправили промаркировать все фляги куском мела, и записать, если кто-нибудь пьет слишком много. В результате, все полюбили Нахума Ладда.