У меня было ощущение насчет этого места с самого начала, ощущение, которое рациональная часть моего разума отбросила в сторону. Это место, этот чертов дом, зло. Здесь есть нечто, что набирает силу. Я полагаю, что это представляет угрозу нам, как и враг.
Когда мы пришли сюда, когда только начались слухи, Г. заставил нас наложить запрет на такие слова, как «проклят» и «напуган». Я больше не думаю, что такие слова уже можно игнорировать. У нас проблемы, такие проблемы, каких мы и представить не могли.
Война настигла нас несколько часов назад, в середине ночи, на вершине безумия.
Какое-то огромное артиллерийское сражение происходит по ту сторону прохода, освещая небо.
Это может означать, что обещанные подкрепления двигаются сюда, чтобы выручить нас. Или это может означать, что нас скоро уничтожат в центре полномасштабного наступления.
— Полевой журнал, В.Х. пятый месяц, 778.
I
— Значит, это вы, так ведь? — спросил Роун, смотря, как вспышки света сотрясают отдаленное утреннее небо за проходом.
— Да, — сказал Беренсон. — Подтверждено, хотя подробности скудные. Вокс-связь плохая. Но, да. В полночь по местному, прошлой ночью, продвигающиеся части Кадогасского Пятьдесят Второго вступили в бой с главными силами врага. У Прохода Банзи, фактически, как и прогнозировалось.
— Трон благослови Тактиков, — сказал Колеа.
Втроем они стояли снаружи купола на линии хребта дома, смотря на юг в бинокли. День был ярким и потрясающе ясным. Купола, торчащие на хребте по обе стороны от них, сияли золотом, как храмовые купола. Небо было синим. Далеко, за скалами и западным хребтом Алтидс, эта синева дрожала и изгибалась, как шелк на ветру. Они могли слышать тум тум тум тяжелых орудий. Это могло бы звучать, как приближающаяся гроза, если бы не то, что этот грохот был слишком частым.
— Последствия для нас? — спросил Роун, опуская бинокль.
— Шансы на помощь, в конце концов, — сказал Беренсон. — Если главные силы Кадогасского достигли Прохода Банзи, тогда подкрепления должны быть недалеко.
— Точно по времени, — пробормотал Роун. — Вы говорили, три дня.
— Говорил, — кивнул Беренсон.
— Будет не все так легко, — сказал Колеа. — Они так просто нас не отпустят.
— Почему нет? — спросил Беренсон.
— Потому что мы ранили их, — сказал Колеа. — Мы отбрасывали их все эти дни. Им нужно это место, чтобы они смогли обезопасить проход. Но это вторично. Они хотят, чтобы мы заплатили.
— Вы можете читать их мысли, майор? — ухмыльнулся Беренсон.
— Я сражался с ними раньше, — сказал Колеа.
— А мы в состоянии сражаться с ними сейчас? — спросил Беренсон.
— Нет, — ответил Роун, — но через несколько часов, может быть. Я обеспечил доставку боеприпасов. Мы сможем перевооружиться и продержаться еще немного. Так долго, как сможем.
— Когда доставка? — спросил Колеа.
— Ждем примерного времени прибытия, — сказал Роун. — К полудню, я думаю.
— Будем надеяться, что мы все еще будем здесь к полудню, — сказал Колеа.
Роун повернулся к нему. — И что это должно означать, Колеа?
— Вы были тут прошлой ночью, так ведь? — ответил Колеа. — Вы видели вещи, которые происходили. Они становятся хуже, эти...
— Мы когда-нибудь будем использовать это слово? — спросил Роун. — Привидения?
— Точно, привидения, — сказал Колеа. — Они появлялись с того дня, как мы забрались сюда, но они становятся хуже. И только то, что солнце поднялось, еще не означает, что мы в безопасности.
II
Цвейл положил свой псалтырь, облизнул большой и указательный пальцы и затушил свечу.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.
Харк сидел напротив него в маленькой комнате, которую Цвейл забрал под святилище.
— Вы слышали меня, отец.
— Экзорцизм? Я священник аятани, а не колдун, ты идиот. — Харк глубоко вздохнул. — Хорошо, убрав в сторону тот факт, что вы только что назвали меня идиотом – вам на самом деле не стоило делать этого, отец, из-за того, что у меня есть пистолет – я понимаю, что то, о чем прошу, это крайность. Но вы видели, что происходит.
Цвейл кивнул. Его скрюченные, покрытые коричневыми пятнами руки потянулись и сняли церемониальную накидку с шеи, сложили ее и убрали в его сумку. — Я видел, — сказал он. — Я видел то, что я всегда вижу. Люди в жутких условиях. Люди боятся.