Солнце рассыпает на верхушки сосен золотую пыль и окрашивает облака розовой краской, когда Брыкалов паркуется возле бревенчатых ворот загородного дома «Загорье». Каролина выбирается из машины и осторожно высвобождает дочь из автокресла – мне пришлось его сегодня купить. Юлия Алексеевна неуклюже толкает переднюю пассажирскую дверь и ступает на гравийную дорожку, ведущую во двор.
– Как же красиво! Спасибо вам, Каролина Дмитриевна! И вам, Глеб Андреевич, – довольно улыбается она. – Сто лет не была на природе. А запахи какие, а? Ночные фиалки, нарциссы, ландыши.
Вдыхаю вечерний воздух полной грудью и помогаю Брыкалову вынуть из багажника вещи. Детская сумка, рюкзак с игрушками, пакет с раскрасками, чемодан Каролины…
– Я не стал говорить, что вещей многовато, Глеб Андреевич, – бухтит Брыкалов, закатывая глаза. – Женщины, что с них взять… Думал, она всю квартиру упакует.
– Согласен, лучше в это не вмешиваться, – отвечаю тихонько.
Голос Кары разливается по воздуху как колокольчик. Смешивается с птичьей трелью и шелестом камышей на застывшем озере. Она показывает дочке стрекозу и обещает погулять после ужина.
– Глеб, я совсем не подумала о питании. Здесь есть магазин или… – взволнованно протягивает она. Плотнее запахивает на груди вязаную кофту, словно это поможет ей от меня спрятаться.
– Здесь «все включено», Каролина. О питании можно не волноваться. Я хотел сказать, что сегодня приду в твою спальню, – взмахиваю рукой и впиваюсь в ее предплечье пальцами, словно клещами.
– А тебя уже не беспокоит рана? – сглатывает она.
– Ты же не думаешь, что это обстоятельство сможет мне помешать?
– Конечно, нет, Вяземский. Только у меня будет одно условие, – она вырывается из моего захвата.
– Слушаю тебя.
– Я уеду в Америку, Глеб. После всего, после…
– Свирепый может их долго ловить, Каролина. Твоя щедрость меня восхищает – ты готова дарить мне себя столько времени? Благодарить за спасенную дочь? Я жажду твоей благодарности, слышишь…
Приближаю лицо к ее уху, жадно вдыхая знакомый пряный аромат. Я знаю, что это не духи – она сама так пахнет…
– Нет, ты не понял. Мы уедем в Америку на следующей неделе, как только вернемся в город из Загорья. Пообещай, что отпустишь меня… Не станешь мешать и…
– А есть причина, по какой я должен тебе мешать? Ты не нужна мне, Кара. Ты и твоя лживая жизнь… Так что…
– Отлично, Вяземский. Мне нужно было это услышать.
Глава 17
Глеб.
– А теперь посчитай, сколько уточек? – пропевает Юлия Алексеевна, сидя на широком кожаном диване в гостиной. Камин потрескивает, наполняя дом ароматом костра и блаженным теплом. В приоткрытое окно крадется пахнущий хвоей воздух, а на черном небе повисает молодой месяц. – Давай покажем маме, как ты умеешь считать и пойдем спать?
– Пять! – девчонка растопыривает ладошку. – Идем спать, Юля, я устала.
– Кто у меня такой умненький? – Каролина благостно складывает на груди руки, но я один хрен вижу ее волнение – бледные губы, впалые щеки…
Чувствую себя похотливой сволочью, но и поделать ничего не могу… Да и стоит ли? Для нее же все игра. Она привыкла так жить – носить чужое имя, изображая из себя черт те кого, изменять, врать, прикидываться мертвой… Лживая, ненастоящая… Черт, если я не прекращу думать, крышу точно сорвет!
– Каролина, когда мы можем… хм… поговорить? – спрашиваю, подойдя ближе.
– Мне нужно полчаса, – шелестит она. – Жду тебя… вас… в своей спальне. Справа по коридору третья дверь и…
– Я понял, – отвечаю и поднимаюсь по лестнице.
Сбрасываю одежду и становлюсь под душ. Намыливаю волосы и тело, растирая себя мочалкой с небывалой тщательностью. Если бы и душу можно было отмыть – вывернуть наизнанку, вытрясти и пройтись спиртом, чтобы сверкала… Вытаскиваю пачку презервативов из сумки, оборачиваю бедра полотенцем и выхожу в коридор.
Взмахиваю ладонью, чтобы постучать, но она сама распахивает дверь, очевидно, заслышав мои шаги.
– Тихо, Милана только уснула, – шипит, почти заталкивая меня в комнату.