Отец рассасывает таблетку и смотрит с нескрываемой теплотой. Я сажусь ближе и беру его сухую руку в свою – теплую и дрожащую.
– Пап, ты Мирон? И да… Каролина это моя Лера. Я и сам узнал об этом случайно. Узнал и уже не смог ее отпустить.
– Да, сынок. Я твой дядя Мирон. Убить хотели меня, но в мой дом не вовремя пришел Андрюша. Он хотел вернуть тетрадь с разработками. Преступники перепутали нас и убили его, приняв за меня. Я очень любил твою маму… Всегда любил, но уступил брату. Это было моей идеей притвориться Андреем. Если бы злоумышленники узнали, что Мирон жив, они повторили попытку. Я не мог позволить Нине остаться одной… Не мог и все.
– Ужас… А за что тебя хотели убить?
– Я сделал научное открытие и отказался от щедрого предложения его продать. Конечно, я продал его позже, но… за другую цену, в сотни раз превышающую ту, что мне предлагали. Их предложение было… Как бы сейчас сказали – "на лоха".
– Понятно. Так что тогда услышала Лера?
– Я сказал маме, что убил Андрея. Но я ведь выразился образно, не в прямом смысле… Я хотел поговорить с ней, сынок. Я и сейчас считаю, что подверг брата опасности. Я недооценил их и не защитил брата… Я живу с чувством вины всю жизнь. Разве есть бОльшая мука?
Глава 38
Глеб.
Голова словно разрывается от мыслей. Выходит, отец не убивал брата? Вернее, дядя Мирон не убивал моего родного отца? И, да… Он поступил разумно и взвешенно – на его месте так поступил бы любой любящий человек. Господи, я ведь ничего не понимал… Верил глазам, но упрямо не верил сердцу… А оно подсказывало, что папа сильно изменился после смерти брата. Мой родной отец любил крепкий кофе без сахара, а папа, что пришёл в наш дом после происшествия, не пил его вовсе… Привычки в еде, одежде, манера говорить, увлечения, поведение и жесты… Он и тогда мало походил на моего папу Андрея, но я смотрел на него детскими глазами и отбрасывал мысли о подмене… Люблю ли я отца? Несомненно, да. Он меня воспитал и пожертвовал своей жизнью ради мамы. Остается вопрос, кто устроил аварию Леры? Отчего-то, я верю словам папы – он не стал бы убивать мою любимую девушку. Да, они сделали все, чтобы мы расстались, подсунули мне эти дурацкие фотографии, женили на Ане Фоминой, но убивать? Вопросы роятся в голове, как пчелы. Кажется, я даже слышу их настойчивый гул.
Сажусь за руль и звоню Свирепому, чтобы поделиться своими открытиями. Тайн больше нет – надо жить дальше и разобраться, наконец, откуда взялась эта Каролина Чацкая-настоящая? Что хочет от моей Кары и почему так ее ненавидит? Такой лютой ненавистью, что стремится убить?
– Я рад, что разговор с отцом принес результат, – живо отвечает Всеволод Иванович. – Он не виноват, ваши отношения только укрепились, ведь так?
– Да, – отвечаю, вспоминая заплаканное виноватое лицо мамы и строгое отца.
Они же столько лет жили с этим проклятым грузом! А надо было все рассказать! Еще, когда Лера услышала и испугалась расправы, неверно поняв слова папы…
– Мы столько лет потеряли, Всеволод Иванович… И мне надо было тогда разобраться, а не верить фотографиям, поговорить с Лерой, а не… Неважно.
– Я подал официальный запрос о Каролине Чацкой. Постараюсь в ближайшее время узнать, откуда она взялась? Почему ненавидит нашу Каролину? И какое отношение имеет к семье Весниных – отцу и деду Каролины. Мне кажется, не может она быть случайным человеком из картотеки… Хм… – Согласен с вами, не может. Старик Веснин не из тех, кто будет разбрасываться случайными документами, да еще и липовыми. Спасибо вам, Всеволод Иванович. Спасибо, что заставили меня пойти на разговор. Видит бог, я его очень боялся… Если бы все оказалось не таким, то…
– Уже все, Глеб. Надо жить дальше, налаживать отношения с женой и распутывать клубок из прошлого. Всего вам хорошего, – прощается он.
Завершаю вызов и бросаю телефон на переднее сиденье. Выруливаю на оживленную трассу, стремясь поскорее попасть домой. Город сверкает огнями, гудит голосами и музыкой, как и мое сердце, полное невысказанных слов… Оно почти ощутимо щемит, а слова внутри меня теснятся, как малыши на линейке, ждут своей очереди, чтобы вырваться на волю из оков молчания…
Паркуюсь на площадке возле ворот и звоню в домофон. У меня есть ключ, но я не могу отказать себе в удовольствии услышать ее короткое протяжное «да» в динамике.
Шагаю по дорожке, вскакиваю по ступенькам крыльца, как нетерпеливый мальчишка, и распахиваю входную дверь, чувствуя аромат пирога уже в прихожей.