– Как же я сразу не догадался проверить камеры видеонаблюдения на въезде в коттеджный посёлок! Ей кто-то помогал, если этот кто-то был… Простите за мои сомнения, я привык доверять фактам. Улик никаких, свидетелей тоже… И это настораживает куда больше, чем ее обвинения. Очень уж все гладко вышло – словно жертва заранее все планировала.
– Да хватит вам! Поверьте мне уже раз и навсегда.
– Хорошо. Данные запрошу. Очень надеюсь увидеть на записях что-то стоящее.
Ломов жмет на конопку. Дверь со скрипом распахивается, являя взору хмурого конвоира. Он молча вынимает наручники, не глядя на меня. Привык, понимаю… Он только таких и видит каждый день – преступников, убийц и мерзавцев, тупую биомассу, способную лишь разрушать. Окрыленный забрезжившей на горизонте свободой, я ему даже сочувствую… – Задержанного в камеру, – приказывает Ломов.
– Погодите, а как же Каролина? Вы ее не проведаете? Ее надо уговорить съехать. Ильичева не станет ждать, пока вы…
– Не волнуйтесь, Глеб Андреевич. Я понимаю с первого раза. Попрошу Свирепого съездить со мной, думаю, так у нее не останется сомнений. Одна проблема – Таня может заподозрить в нашем визите что-то неладное. – Пригласите Каролину в офис Свирепого. Или парк развлечений.
– Правильно. Спасибо за подсказку.
Глава 50
Каролина.
Наверное, теперь я знаю, что такое жить в аду… Притворяться, чтобы спастись. Изображать ненависть к мужу и доверие к мошеннице. Это все, чтобы остаться в живых… Не знаю, простит ли меня Глеб, я делаю то, что должна… Не верю Тане, но старательно демонстрирую ей веру.
– Так ты… разведешься с этим ничтожеством? – манерно скулит она, когда мы остаемся одни. – Ты правда мне веришь, Кара? Мне так важно, чтобы ты верила! Я ведь не могла избить себя сама?
– Верю. А Глеб… Он ведь хотел отнять у меня ребенка в аэропорту. Считал меня падшей женщиной, способной лишь на секс. Он… за свою помощь он требовал плату. Я была его постельной игрушкой какое-то время. Таня, порой мне кажется, он меня не любит, а просто жалеет.
И всхлипываю так горько… Станиславский бы точно прослезился, увидев эту сцену. Внутри меня кипит гремучий коктейль из ненависти, разочарования и боли… Я ведь ей верила. Поверила, распахнула перед ней сердце, впустила ее, искренне желая излечить раны. Признаюсь честно – я допустила сомнение в отношении мужа, но лишь на миг. Увидела его глаза, полные ужаса и непонимания, и все поняла… Меня подтолкнули к пониманию – интуиция, сердце, бог… Я просто решила, что Глеб неспособен на такой поступок и все. Поняла без доказательств и его слов… И ради нас продолжила строить из себя оскорбленную невинность. Договорилась с Ниной Ильиничной о помощи. Встретилась с ней на нейтральной территории и все объяснила – рассказала о своих страхах и игре, которую вынужденно веду.
Все эти безумные дни я боялась представить, что обо мне думает Глеб. Как страдает, принимая мое поведение за чистую монету. Я строго-настрого запретила раскрывать карты Нине Ильиничне. Она молча передавала ему посылки и уходила, не проронив ни слова. Да он, как оказалось, и не спрашивал обо мне… Поверил своим глазам, не допустив мысли, что я способна на игру. Что я люблю его так же сильно, как и он меня…
– Кара, разве тебе надо на работу? Давай я посижу с Миланочкой, а ты отпустишь няню Юлю? – томно вздыхает Таня.
– Нет, солнышко, отдыхай. У тебя такие синяки! Врагу не пожелаешь… Бедная моя… Надеюсь, этого мерзавца посадят. И надолго! Я все расскажу в суде, так и знай, Таня. Защищу тебя. Я не сомневаюсь в твоих словах. Отдыхай… А няня Юля съездит с Милочкой на гимнастику.
Я обнимаю ее и тотчас отстраняюсь – не хочу, чтобы мерзавка раскрыла меня. Плечи дрожат, пульс грохочет где-то в горле. Я безумно боюсь ее… И очень хочу поскорее увидеть Свирепого и следователя, что ведет дело – Олега Ломова.
– И следователь… не сомневается, – оживляется она. – Сказал, что Глеба надолго посадят. Подозреваемых у них нет, так что… Я ведь сказала правду, зачем мне врать?
Уж не знаю зачем, но твой спектакль слишком отрепетированный, дорогуша.
– Видишь, как повернулось все? – протягиваю со вздохом. – Камеры были отключены, а так… Подонок бы уже сидел. Надо в понедельник заняться безопасностью и их починить.
– А они сейчас не работают? Вдруг он сюда явится и опять… Меня…
Переигрываешь, крошка. Но я терплю – поглаживаю ее плечи и успокаиваю:
– Он в СИЗО, Тань. А после суда пойдет по этапу. Мы теперь с тобой одни – женский батальон. Поеду я в офис, немного поработаю. А камеры да, пока неисправны. Но я займусь ими, не волнуйся.