– Потом, Каролина.
Мы так и стоим в прихожей. Рюкзак Глеба небрежно валяется на полу, а его руки гладят мои волосы. Губы коротко целуют веки, шею, подбородок…
– Ты голодный? Я убирала дом, успела запечь в духовке индейку с овощами. Но вышло… пресновато. Есть компот, чай и…
– Кара, я хочу тебя. Если ты снова мне откажешь, попрошу Ломова отправить меня обратно в СИЗО.
– Нет, ты что! Не стану.
Оглаживаю его широкие плечи и запускаю ладони под толстовку, встречая сопротивление Вяземского. Его пальцы сжимаются вокруг моих запястий, а мышцы пресса судорожно напрягаются.
– Кара, я до чертиков грязный. Вонючий как бомж. Погоди, милая.
– А вот и нет, Глеб. Но я согласна тебя помыть. Кстати, мне тоже душ не помешает, я убирала дом, пока тебя ждала.
– Моя пчелка. Идем…
Глеб наступает на задники кроссовок и торопливо их стаскивает. Подхватывает меня на руки и несет в душ. Опускает на мягкий сиреневый коврик и рывком стягивает одежду.
– Любимая моя, Кара… Лера… Я уже привык к твоему новому имени, но не откажусь, если ты вернешь свое.
– И я привыкла… Подумаю над тем, чтобы его вернусь.
Глеб включает тропический душ и помогает мне забраться в кабину. Льет щедрую порцию геля для душа на мочалку и вкладывает ее в мои руки.
– Кажется, кто-то рвался меня помыть.
Его голос садится до хриплого шепота, когда я касаюсь разгоряченной кожи. Веду мочалкой по животу, сильным плечам, груди. Обхватываю ладонью его возбужденный член и поднимаюсь на носочках, чтобы поцеловать мужа в губы. Глеб не целует – жадно пьет мое дыхание, впитывает вкус губ, покусывает их, мнет мои бедра, пробуждая спящее желание.
Кажется, я умру от переполняющих меня чувств… Но о такой смерти можно мечтать – она сладкая и очень счастливая.
– Глеб, я сейчас умру… Мне так хорошо… Я люблю тебя.
– Не пугай меня так, жена. Точно все в порядке?
Точно. Сердце надежно трепещет в груди, позволяя мне жить дальше… Касаюсь кожи на внутренней стороне запястья, ощущая гулкую пульсацию.
– Я же смогу прожить триста лет, ты забыл?
– Не забыл, родная. А я проживу меньше, поэтому хочу наслаждаться тобой, пока могу. Хочу тебя съесть. Прямо сейчас.
Глеб опускается на колени и раскрывает меня для своей ласки. Запрокидывает мое бедро себе на плечо и касается губами самого сокровенного. В носу щиплет от нежности, а на глаза набегают противоестественные слезы. Пальца Глеба дрожат от нетерпения, а мои вжимаются в его предплечья. Как же я ждала этого… Мечтала увидеть его любовь ко мне, задушенную прошлым, увядшую от обид и непрощения.
Подаюсь навстречу его ласке, чувствуя себя свечным воском в его руках. Из груди вырываются стоны и всхлипы, мышцы сводит спазмом. Я будто проваливаюсь в темноту. Шепчу что-то бессвязно, а потом ничего не слышу – все тонет в шуме льющейся воды и гулком биении пульса в барабанных перепонках.
– Пожалуйста… Еще, Глеб, еще!
Мои мольбы и требования растворяются в подступившем оргазме. Удовольствие обрушивается как цунами, бежит по венам, словно кипяток, и несет меня в бездонный колодец… А я добровольно в нем тону, краем глаза замечая, как Глеб поднимается и сгибает мою ногу в колене. Соединяюсь с ним, запоздало понимая смысл его слов… «Вернись, Кара… Только вернись». Кажется, до меня только сейчас доходит их истинное значение. Я возвращаюсь – телом, душой, помыслами… Любить невыгодно. Порой любовь не сулит ничего хорошего, а жертв требует немалых. Но кто на это смотрит, когда она вселяется в сердце? И кто сумел ее прогнать? Или, напротив, позвать, когда она не спешит прийти?
– Люблю тебя. Хочу сделать счастливой, Кара. Хочу как раньше…
– И я. У нас вся жизнь впереди, Вяземский.
Эпилог
Прошло полтора года…
Глеб.
– Кара, ты хорошо спрятала подарки? Миланка точно не найдет? Она подговорит Юлю и залезет на антресоли.
– Хорошо, Глеб, – взволнованно произносит Кара. – Думаю, наш подарок станет для Милочки особенным. А если она его не примет? Черт, я так боюсь… Надо было раньше рассказать ей о малыше. Но я послушала твою маму.
Каролина оставила свое имя. Не решилась менять его на Валерию. Миланка ведь знает ее как Каролину, так к чему устраивать путаницу? Моя жена Каролина Вяземская, и точка. Достаточно, что она носит мою фамилию.
Крепко сжимаю руль, любуясь заснеженными улицами. Гирлянды опутывают деревья и украшают крыши домов, а рекламные щиты пестрят картинками новогодних подарков. Кара права – в этом году у Милочки будет особенный подарок. Им станет маленький Матвей. Да-да, мы решились взять на воспитание ребенка из детского дома. Даже не знаю, как так вышло? Наверное, Матвей сам выбрал нас в качестве родителей. Каролина нашла его возле входа в офис фирмы. Он кряхтел и сосал палец, лежа в грязной, видавшей виды переноске. И никто, абсолютно никто не обращал на мальца внимание, представляете? Кара принесла кулек с трехмесячным мальчиком в полицию, но… Так и не смогла отпустить его. Навещала в доме малютки, покупала игрушки и одежду, кормила. После тяжелых родов и операции на сердце о рождении второго ребенка можно было забыть, но Каролина грезила стать матерью еще раз… А мне было больно видеть ее такой несчастной. Ее нерастраченная нежность искала выхода, а моя к ней любовь – вариантов осуществить мечту… Я сам предложил усыновить Матвея. Его непутевые родители – шестнадцатилетняя девчонка и такой же юный папаша отказались от сына, оставив его на произвол судьбы. Как ни странно, юный возраст родителей не отразился на здоровье Матвея – он рос здоровым крепким мальчуганом. Надо ли говорить, как Кара восприняла мое предложение? Она плакала, смеялась, прыгала, обнимала меня, а потом снова плакала… Я себя тогда волшебником почувствовал.