Я много думала, где же эта «золотая середина» в нашей с Брэдом ситуации? Долго размышляя и думая, я поняла, что, возможно, мое противостояние покажет, насколько я им дорожу. Насколько он мне не безразличен. Всю жизнь мы боремся, дабы получить желаемое. И сейчас я готова бороться за нас с ним. Ведь, если хоть немного поверить в то, что в моих силах всё вернуть, борьба будет не такой уж и страшной. Вера — это все, что у меня осталось.
Многие скажут, что ворошить прошлое — очень плохая идея, ведь вся боль и обида за последние десять лет вернуться с удвоенной силой и с осознанием потери того, что было тебе так дорого. Я часто задумываюсь, всегда ли воспоминания и есть боль? То есть, у вас же определенно есть светлые, яркие воспоминания и вы ими дорожите, но если вспомнить грустное, то вам сразу больно. А если ценить именно то, что греет нашу душу и отсеивать то, что доставляет боль? Я думаю, что так мир станет светлее и ярче. Наши души станут светлее и ярче.
***
Проснувшись утром и приведя себя в порядок, я спустилась вниз проверить, спит ли еще Брэд. Погода за окном была достаточно теплой, поэтому мне захотелось позавтракать в патио, которое находится рядом с садом. Приготовив кофе, я вышла и застала следующую картину: Брэд без футболки копается в земле. Сначала мне показалось, что я сплю, но потом услышала, как он меня окликнул:
— Кларисса! Ты что, призрака увидела? — съязвил он.
— Ха-ха, очень остроумно, — сказала я и прошла мимо него. Села за стол и стала наблюдать за небом. Облака и птицы так спокойно плыли, не торопясь и не боясь, что их могут уничтожить. Я закрыла глаза и вдохнула полной грудью этот свежайший воздух спокойствия и умиротворенности. Расслабившись, я повернулась в сторону Брэда и спросила:
— А все ли знают, что мужественный полицейский занимается посадкой растений?
— А тебе-то какая разница? Ты все равно никогда не умела пересаживать и сажать растения. Сколько бы мы не учились, я все равно был лучше тебя в этом, — сказал он, уходя в воспоминания.
— А ты, я смотрю, не стесняешься.
— А чего, собственно, стесняться? Мне нравится это дело. Оно успокаивает. Дарит спокойствие, — сказал он.
— Значит ты часто не спокоен и напряжен?
Прежде, чем ответить, он немного задумался, перестав копаться в земле:
— Получается, что так.
— Это из-за работы? Или ты еще что-то держишь в себе? Из-за этого ты пьешь?
Он резко поднялся и посмотрел прямо на меня.
— Слишком много вопросов, тебе не кажется? Я, по-моему, не говорил, что ты здесь в качестве гостьи. Тут ты, скорее, как нежеланный гость при вынужденных обстоятельствах.
Черт, да как мне справляться с его гневом? Как только он говорит что-то обидное, сразу хочется сбежать и спрятаться.
— Я понимаю, что ты не в восторге от этого. Поверь, я тоже,— соврала я. — Но у меня просто нет другого выхода. Как бы это глупо ни звучало, но ты, в какой-то степени, являешься ключом к моему выживанию, — сказала я и задумалась, надеясь, что он хоть что-то почувствует после этих слов. Спустя, наверное, самую долгую минут в моей жизни, он заговорил:
— Помнишь загородный домик? Тот, в котором родители часто устраивали пикники?
— Да, очень хорошо помню, — сказала я с грустной улыбкой на лице.
— Поехали туда, — с неожиданным энтузиазмом предложил он. — Поехали, как в старые добрые времена. Поехали, как семья. Будто ничего и не было.
Ох. Черт. Не этого я ожидала услышать. Я конечно хочу поехать, но очень боюсь! Вдруг он захочет загнать меня в угол? А я этого не могу допустить. Я должна загнать его в угол, рассказав правду.
— Я-я...., — начала я.
— А, хотя, знаешь, это была глупая идея. Если не хочешь, то ладно, — перебил он, с легкостью нацепив свою любимую маску безразличия, и направился в дом.
Этот человек мне и слова вставить не дает!
Резко поднявшись, я побежала за Брэдом, нагнав его уже на втором этаже около его комнаты.
— Да постой же, эгоистичная ты задница!
Он так быстро повернулся, что я, не предвидев этого, влетела в него. Благо, он успел меня схватить. Когда я пришла в чувство, он спросил меня:
— Как ты только что меня назвала?
— Эээээ, эгоистичная задница? — ответила я неуверенно. И дальше случилось невообразимое. Он раскрыл широко глаза и засмеялся. Это был не искусственный смех, а самый настоящий! Тот, что идет из самого сердца. От подобного смеха тепло. В его глазах пляшут задорные искорки и он все так же смеется надо мной.
— Да прекрати же ты! — прокричала я и он замолчал. Глаза больше не светятся. Он больше не смеется. Он снова холоден.