— Где вы видите перископ?
— Вон там, на той волне, — взволнованно ответила она и даже махнула рукой, показывая, на какой именно.
Но сколько волн морщит море от горизонта до горизонта? И все они, если не приглядываться, похожи друг на друга…
Однако направление на перископ, указанное девушкой, было по корме пароходишка, а всем военным морякам точно известно, что оттуда подводные лодки обычно никогда не начинают своей торпедной атаки. Хотя какой дурак станет тратить торпеду на эту развалюху? Себе дороже обойдется… А вот обстрелять из пушек, утопить снарядами — с любого курсового угла можно.
Все это промелькнуло за те считанные секунды, пока он глазами обшаривал серое море. Наконец увидел и то, что она приняла за перископ. Увидел, украдкой вздохнул облегченно и сказал пренебрежительно:
— Осмелюсь доложить, это самый обыкновенный тюлень.
— Тюлень? Разве они здесь водятся?
— Думаю, что да, — охотно ответил он с легкой насмешкой: что еще ждать от девчонки, для которой море в диковинку?
И еще хотел сказать ей, что моряки, оповещая о чем-то увиденном, обязательно указывают курсовой угол, исчисляя его от носа своего корабля, и расстояние до обнаруженного предмета в кабельтовых; допустимо, конечно, и просто в метрах, если кабельтов — величина неизвестная, можно сказать, таинственная. Хотел сказать это с легкой иронией, чтобы гордячка и задавака сразу поняла, какая пропасть в знании моря и всего прочего, связанного с ним, лежит между ней и им, кадровым военным моряком. Но палуба вдруг ударила по ногам. Так ударила, что он полетел куда-то.
Когда все же осилил крутящую его воду и пробился к поверхности моря, прежде всего увидел, что пароходишка нет. И вообще никого и ничего нет. Только он и волны, лениво и ритмично катящиеся на восток.
Намокшая одежда уже начала тянуть ко дну, и он, изловчившись, снял прежде всего ботинки, потом брюки и фланелевку, подумав, скинул и тельняшку. Только собрался перевернуться на спину, чтобы немного передохнуть и поискать правильное решение, как мелькнула мысль: «Неужели действительно я один уцелел?»
Не хотелось верить в это, и он поплыл «столбиком», высовываясь из воды как можно больше. И почти сразу увидел ее, ту девушку. Она барахталась метрах в десяти от него. Еле держалась на поверхности моря, но на помощь никого не звала.
Несколько взмахов рук — и он оказался рядом с ней. Он уже понял, что сейчас ее топил плащ, тот самый плащ, который несколько минут назад не позволил водовороту от тонущего пароходишка утащить ее на глубину. И мичман бесцеремонно сорвал плащ с ее плеч; тот сразу же плавно, чуть покачиваясь и подрагивая, заскользил в бездонную черноту.
— Теперь снимите туфли, платье, — почти скомандовал мичман, чувствуя себя не только старшим, но и ответственным за ее жизнь.
— Туфли сами свалились, — ответила она, благодарно глянув на него.
— Платье и прочее долой!
— Оно через голову снимается… И не в купальнике я…
— Не будьте дурой!
— Честное слово, оно через голову снимается…
Тогда, не подумав, прилично это или нет, он запустил свои руки в вырез ее платья и рванул его, так нерасчетливо рванул, что он и она с головой ушли под воду. Тут она и вцепилась в него руками. Лишь на мгновение вцепилась, а он уже понял, что она все еще не пришла в себя после первого невольного погружения в морскую пучину, что сейчас для нее каждая секунда пребывания под водой — страшнейшая пытка, ни с чем несравнимые муки. Он понял это и не ударил ее, хотя с любым другим утопающим, вцепившимся в него, поступил бы именно так. Он, едва она разжала свои пальцы, что было сил толкнул ее вверх.
Когда он всплыл на поверхность, она уже искала его глазами. И сама скинула со своих плеч узенькие бретельки комбинации.
— Плывем в этом направлении, — сказал он, кивнув туда, где, по его расчетам, был южный берег Финского залива.
Она ничего не ответила, послушно пристроилась слева от него.
2
Мичман Малых считался хорошим пловцом на длинные дистанции, однажды даже участвовал в заплыве Ленинград — Кронштадт. Но и он скоро почувствовал, что руки и ноги вдруг отяжелели. Понял и почему: у него нет твердой веры в то, что он достигнет земли. Единственное, что он твердо знал: чтобы уберечь свою жизнь, он должен плыть и плыть. А сколько времени плыть — это неизвестно. Ведь на горизонте пока даже и намека на берег не улавливается. Наконец, куда плыть? Да, он решил, что нужно придерживаться этого направления. А правильно ли решил? Может быть, сам не подозревая того, он вдоль Финского залива нацелился? И такое не исключается…