А уже на следующий день Максим получил необычный приказ: «Сегодня, 5 июля, совместно с БКА 101 прибыть в Кронштадт, где немедленно явиться в распоряжение…»
Ни Борисов, ни Медведев ничего к приказу не добавили, даже малой капли ясности не обронили. Правда, после некоторого раздумья Борисов все же сказал:
— Идешь в оперативное подчинение… Помнишь «Поднятую целину» Михаила Шолохова? Что там было после того, как скот согнали под одну крышу? Своему коняге его недавний владелец и работу полегче выбирал, и накормить норовил получше….
— Ну ты и даешь, Петр Петрович, — покачал головой Медведев, но по тону, каким было сказано это, не чувствовалось, чтобы он возмущался или сердился.
— Да, даю. Максим — командир молодой, его надо учить и учить!.. К чему разговор веду? И сейчас случается так, что некоторые военачальники на тех, кто в их оперативное подчинение попадает, все самое тяжкое валят. Редко, но и такое случается. Какой вывод напрашивается, Максим Николаевич? Только один: если возникнет необходимость, будь готов постоять за себя. В пределах устава, конечно.
Максиму невольно вспомнилось, как «в пределах устава» Борисов поставил на место одного излишне ретивого начальника. Тогда Петр Петрович командовал еще только катером. И вот явилось к нему некое начальство, наделенное солидными полномочиями, встало в рубке рядом с рулевым, оттеснив командира катера в угол, и давай командовать: «Пять градусов влево по компасу… Держать правее…»
Рассказывали, минут тридцать этот товарищ тешил свою душеньку, будто и не замечая Борисова. Но тот сам напомнил о себе, протянув вахтенный журнал, в котором было записано, что в столько-то часов, столько-то минут лейтенант Борисов командование катером передал такому-то. А ведь в этом журнале слóва стереть нельзя. Значит, навечно сделана запись.
Говорили, что начальство побагровело от гнева, выскочило из рубки и больше за весь длительный переход ни одного слова не обронило.
Однако простилось с Борисовым вполне нормально, а позднее и аттестовало его исключительно положительно.
Все это вспомнил Максим, внутренне усмехнулся, но ответил спокойно:
— Я все понял. Разрешите идти?
Точно в назначенный час два бронекатера снялись со швартовых и полным ходом пошли вниз по Неве, дробя носом встречные волны.
Вот и конец дамбы Морского канала. Здесь волны заметно крупнее, яростнее; они с такой силой бьются о нос бронекатера, что брызги, то и дело врываясь в смотровую щель, ощутимо хлещут по лицу.
Но сейчас главное не волны, сейчас во много раз важнее другое: вот-вот южный берег залива озарят вспышки орудийных залпов и вокруг бронекатеров вздыбятся водяные столбы…
Однако, пока бронекатера бежали до Кронштадта, фашисты по ним не сделали ни одного выстрела. Максим догадался почему: посчитали, что эти два катера, нахально бегущие по фарватеру, — приманка, что настоящая, во много раз более значимая цель внезапно обнаружит себя именно тогда, когда они, гитлеровцы, втянутся в артиллерийскую перестрелку с этими крохотухами.
В Кронштадте, едва пришвартовались у стенки на указанных местах, Максима и командира сто первого вызвали к начальству, которое сухо, немногословно сказало, что им надлежит немедленно полностью заправиться горючим, получить боезапас и, запросив на то разрешение, идти к острову Лавансаари, быть там не позднее чем ко времени подъема флага.
За считанные минуты и топливом дозаправились, и боезапас получили: работали все и без понуканий.
Доложили о завершении этих работ — немедленно приказ:
— Начать переход!
Едва вышли на Большой рейд, встретились с настоящей волной. Баллов на пять. Не меньше. А бронекатера предназначались для боевых действий в прибрежных районах, такое волнение моря им было противопоказано тактико-техническими данными. Это почувствовали сразу: первая же волна перехлестнула через рубку, окатив с головы до ног и Максима, и Мехоношина, и Ветошкина, и даже Одуванчика, сидевшего на самом верхотурье.
А за первой уже несутся вторая, третья… Да разве кто сосчитает, сколько волн испробуют на тебе свою силушку, пока ты дойдешь до места назначения? В мирное время ни один самый рисковый начальник не позволил бы бронекатеру в такое волнение, и носа высунуть на открытую воду, но сейчас всем заправляла война, сейчас в кармане кителя — у самого сердца Максима — лежал боевой приказ, гласивший, что бронекатерам надо дойти до острова Лавансаари. И они шли. В рубке воды было почти по колено, но они шли на запад, шли навстречу гривастым волнам. Плоскодонный катер так яростно бил днищем о каждую из них, что, казалось, с секунды на секунду не выдержит перегрузок, но они все равно упрямо шли на запад.