Выбрать главу

Но, как обычно философствовали матросы, приказ для того и отдается, чтобы его обязательно выполняли. И, открыв огонь из пушек и пулеметов, бронекатер отчаянно рванулся в бухту.

Первое попадание вражеского снаряда в корпус катера Максим воспринял как хлесткий удар по собственному телу, даже вроде бы что-то похожее на физическую боль почувствовал. Но потом, нащупав дорогу к катеру, снаряды все чаще и чаще стали дырявить его борта, все ближе и ближе подкрадываться к самому жизненно важному — боевой рубке, моторам и бензобаку. И если сначала Максиму просто докладывали о попаданиях вражеских снарядов, то вскоре в докладах появилось и другое, более тревожное:

— Прямым попаданием заклинило первую башню!

— Ранен Насибов!

Тут же бронекатер повалился на борт, начал выписывать дугу. Метрах в трехстах от вражеских батарей. И немедленно доклад Ветошкина:

— Перебит штуртрос!

— Устранить повреждение.

Уже второй раз за считанные минуты Максим сказал эти слова.

Ветошкин метнулся из рубки. В это время еще два снаряда почти одновременно впились в катер, в нескольких местах разорвали цепь электропитания, перебили, искорежили переговорные трубы: погас свет, перестали вращаться орудийные башни, лишился Максим связи и с башнями, и с моторным отсеком.

Положение создалось — хуже, казалось, невозможно. Но бронекатер, самовольно описывая циркуляцию, которая могла бросить его и на камни, продолжал вести огонь по врагу, стрелял с такой скорострельностью, что от перегрева зашелушилась краска на стволах орудий; Максим собственными глазами видел, как одна из пулеметных очередей, почти непрерывно выпускаемых Одуванчиком, сначала точно нырнула в первое пулеметное гнездо, потом во второе.

На два пулемета у фашистов стало меньше!

И тут, далеко в стороны разметав белопенные усы, на полном ходу в бухту ворвались торпедные катера, подлетели к берегу, поросшему кряжистыми сосенками, высадили десант и так же лихо исчезли. Только один из них, тот самый, которым командовал Виктор Смирнов, чуточку замешкался у выхода из бухты, на какие-то секунды сбавил скорость, оказавшись на мелководье. На секунды замешкался, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы фашистский снаряд нашел его.

Взрыв, заглушивший на мгновение выстрелы пушек и пулеметные очереди, клубящееся облачко густого черного дыма и… словно не бывало здесь торпедного катера. Только радужные пятна бензина, лениво покачивающиеся на волнах, теперь напоминали о нем.

Эх, Виктор, Виктор…

Но горевать некогда, бой еще далеко не кончился!

Правда, десант, уцепившись за берег, немедленно вступил в бой и теперь по бронекатеру било почти в два раза меньше пушек и пулеметов. А может быть, потому меньше ведется по нему огня, что фашисты уверены: этот подранок никуда от них не денется?

Но Ветошкин уже перешел на аварийное управление, он, стоя в воде по колени, выжидающе смотрел на Максима. И тот рукой рубанул по направлению выхода из бухты.

Очень своевременно вышли из боя: когда они еще бежали к выходу из бухты, комендоры доложили, что снаряды кончились. До единого. Теперь все оружие бронекатера — пулеметы Одуванчика; на них вся надежда, если атакуют фашистские самолеты.

Однако ни гадать, появятся те самолеты или нет, ни даже просто передохнуть времени не было: во многие пробоины непрерывно поступала вода, и бронекатер заметно осел, был уже бессилен приподнять нос. Максим мгновенно оценил эту опасность и крикнул как только мог громко:

— Все на заделку пробоин!

Ведрами, кастрюлями и даже мисками вычерпывали воду. Все, кроме Максима, Одуванчика и Разуваева — эти несли вахту, следили за воздухом и вели бронекатер. Даже раненые — Насибов и Яков Новиков — делали посильное: подавали пустые ведра и кастрюли, плечами подпирали щиты, накладываемые на пробоины, пока товарищи крепили их распорными брусьями, прижимали к пробоине клиньями.

Тридцать восемь пробоин получил бронекатер за этот короткий бой. Все заделали как и чем могли и, периодически отливая воду, сочившуюся в трюмы, тихонько, осторожно поплелись к острову Лавансаари.