— Нет. Да там и ехать было — всего ничего, метров пятьсот. Хотя нет, вспомнил: попросил закурить.
Я-то некурящий, а Михеич удружил ему. Спички у парня свои были…
— А что Михеич курит — сигареты, папиросы?
— Без понятия. По-моему, сигареты. Сейчас, по-моему, все сигареты курят, — нет?
— Пост ГАИ, — сказал Чекалин. — Как там было все? Кто дежурил?
— Старшина дежурил. Тот, что в коридоре сейчас сидит. Силков фамилия, давно знаем друг друга. Вот, говорю, Силков, авария у тебя под носом, такси под откосом; смешно так получилось, стихами вроде. Он показал на парня, спрашивает: а это кто, водитель? Нет, отвечаю, назвался пассажиром. Ладно, говорит, разберемся, подожди, не видишь, занят? Там, в стекляшке у него, правда, какой-то мужчина был, нарушитель, я так понимаю. Силков ему что-то насчет соблюдения правил втолковывал, все просечку сделать грозился. Послушал я с минуту — надоела мне эта самодеятельность. Мне водителя рядового Михеева к завтраку, понимаешь, доставить надо, а он, Силков, ерундой тут занимается, начальника из себя корчит! Наклонился к нему, говорю на ухо: обрати, Силков, внимание — пассажир «под банкой», водитель, говорит, дружок его, тоже, поди, пьян, выясни, что к чему, задержи парня. А Силков отвечает: не пассажира наказывать надо, а водителя. В таксопарк, говоришь, пошел? Никуда не денется, вернется! Тут я его и прижучу! И к парню: как фамилия шофера, дружка твоего? Силантьев, отвечает. Ну, добро, говорит Силков, некогда мне сейчас с тобой вожжаться, поважнее дела есть, мотай-ка ты отсюда подобру- поздорову!.. Парень повернулся и, знай себе, пошел. Прямо к троллейбусной остановке.
— Я попрошу вас описать парня.
— Светлые волосы, я уже говорил. Очень белый, прямо в глаза бросается. Темная куртка на нем нейлоновая.
— Черная?
— Нет, наверное, темно-коричневая. Шарф тоже темный. Без головного убора. Худощавый, высокий.
— Выше вас, ниже?
Прапорщик даже фыркнул:
— Ну — выше! По плечо мне, метр восемьдесят примерно.
— Как причесан?
— Шевелюра вверх зачесана, чуть вбок. Цвет глаз? Нет, не обратил внимания. Да, вот что бросилось! Кожа на лице — чистая, гладкая, белая, прямо прозрачная, любая девица позавидует. Симпатичный? Да, располагающая внешность.
— Какие-нибудь особые приметы? Шрам, бородавка, усы…
— Н-нет…
— Примерный возраст?
— Года двадцать два — двадцать три.
— Случись увидеть его — узнаете?
Задумался на минутку:
— Да, конечно.
— Просьба к вам. Сапоги на вас — вы и утром в них были?
— Да.
— Очень хорошо. Зайдите, пожалуйста, к нашим криминалистам — я сейчас позвоню им. Они сняли отпечатки — там, у машины. Пусть сличат с вашими сапогами. — Чекалин набрал номер телефона экспертов. — Федотов, через пару минут к вам заглянет один товарищ, Ильин его фамилия… — Положил трубку. — Еще вот что. Михеич ваш тоже очень нужен. Сможете завтра, до обеда, обеспечить его явку?
— Можно хоть сейчас. Он внизу в машине сидит! Позвать?
Как ни хотелось Чекалину поскорее расспросить Михеича, каким это, интересно, куревом угостил он того парня, не «Беломором» ли, случайно, но все же этот разговор, скорей всего, перенес бы на другое время, на завтра, скажем. Потому как сейчас в первую очередь надлежит побеседовать со старшиной Силковым. Ах,
Силков, Силков… Подумать только: работник милиции, имевший возможность задержать предполагаемого преступника, не только не сделал этого, но даже и документы не попытался проверить, да что там документы — фамилию хоть для проформы бы удосужился спросить!.. Но это так — реплика в сторону. Чекалин вовсе не намерен читать морали Силкову. В беседе с Силковым его одно интересует сейчас: выудить из него как можно больше сведений о доставленном к нему на пост парне; как ни оплошал Силков, была все же надежда на цепкий глаз профессионала, к тому же, в отличие от прапорщика, видел Силков парня в помещении, при ярком свете…
— Скажите, Ильин, — спросил вдруг Чекалин, — когда вы заметили, что на том парне темная куртка, вернее, темно-коричневая?
— Что темная, — ответил, чуть помедлив, прапорщик, — я сразу понял, как вниз, под откос, спустился. А потом, когда на пост ГАИ пришли, тут я. и заметил, что коричневая. — Помолчал, явно вспоминая что-то. — Нет, я неверно говорю. Тогда я не обратил на цвет куртки внимания. Это я уж потом, когда вы давеча спрашивали, вспомнил. Представил себе его при свете, как он стоял у стены, под плакатом с правилами дорожного движения, — и вспомнил. Да, темно-коричневая, точно…