– Что ты делаешь? – зашипела я на него, закрывая за собой дверь.
– Извини, я вытаскивал эту книгу, а вместе с ней выпали несколько других, – прошептал он, протягивая книгу, чтобы показать.
– Моя мама внизу, – сказала я. – И она могла подняться и…
– Роуз!
Я замолчала, слова застряли у меня в горле, когда я услышала, как мама стоит у подножия лестницы и зовет меня.
Тео широко раскрыл глаза от ужаса и шумно вздохнул. Мы замерли на месте, не осмеливаясь ни двигаться, ни говорить. Я прижала палец к губам и практически выбежала из комнаты, направляясь туда, где стояла мама – к подножию лестницы.
Я была уверена, что она увидела у меня в глазах панику, но она смотрела с недоумением.
– Все в порядке?
– Да, – сказала я, переводя дыхание, отчаянно пытаясь придать голосу нейтральное выражение. – Просто кое-что упало с моего книжного шкафа. Хочешь возьмем другой фильм?
Она прищурившись взглянула на меня, но не стала комментировать.
– Ок, – ответила она. В ее голосе звучали нотки подозрительности, но она развернулась и снова направилась в гостиную.
Прежде чем закрыть к себе дверь, я в последний раз посмотрела на Тео, у меня учащенно билось сердце. Невероятно серьезный, он посмотрел мне в глаза, одним взглядом сказав то, о чем мы оба подумали. Чуть не попались. Теперь я понимала, что, когда мои родители дома, держать присутствие Тео в секрете будет трудно вдвойне. Мы ходили по очень тонкому льду, и скоро кто-то из нас неизбежно провалится.
Глава 5
Тем же вечером, когда Тео решил сказать мне, что иногда он разговаривает во сне, я встревожилась. Я тут же мысленно представила, как поздней ночью родители услышат доносящееся из моей комнаты бормотание мальчика. И мне стало еще страшнее, пугала даже всякая ерунда. Я считала, мы в безопасности только ночью, когда все спят, и нас никто не может раскрыть.
– Ты слишком много переживаешь, – пробормотал он, когда я стала докапываться до его спальных привычек, мой ум лихорадочно работал. Тео перевернул страницу книги, которую читал. Он пытался меня игнорировать, а я тем временем непрерывно расхаживала по комнате.
– Вообще я делаю это очень редко. Это случается, только когда мне приснится особенно плохой или хороший сон, вот и все.
Может быть, я и правда слишком сильно волновалась, но у меня имелась такая привычка. У нас всех есть дурные привычки, и моей определенно было слишком серьезно все обдумывать. Но легче сказать, чем сделать и выкинуть это все из головы.
И на следующий день рано утром меня разбудили именно разговоры Тео во сне. Сначала его бормотание показалось мне бредом. Он пробормотал несколько слов – довольно громко, и еще раз сильно всхрапнул, а затем снова затих. Каждый раз, как он замолкал, я закрывала глаза, но проходила минута, и он начинал сначала, лопоча все новую абракадабру, что не сильно способствовало успокоению моих нервов.
Но чем дольше он говорил, тем больше я разбирала его слова, до тех пор, пока он не сказал нечто – и это прозвучало настолько отчетливо в утренней тишине, что я почувствовала, как на мгновение мое сердце замерло.
– Роуз…
Услышав, как с его губ слетает мое имя, я резко подпрыгнула в кровати и метнула на него взгляд, чтобы проверить, спит ли он. Естественно, Тео лежал на прежнем месте, его глаза были закрыты, а рот открыт. Он еще несколько раз легонько всхрапнул, а затем опять пробормотал мое имя.
– Роуз…
И в том, как он это произнес, было столько деликатности и нежности – как будто ему снился хороший сон со мной; у меня в животе запорхали бабочки, и я против воли улыбнулась.
Это помогло мне поставить на место еще несколько кусочков пазла, который представлял собой Тео Локхарт, пазла, который я собирала с тех самых пор, как он пришел сюда три дня назад. Картина становилась все яснее, и я осознала, что чем больше я о нем узнаю`, тем больше мне хочется. Я хотела узнавать о нем тривиальные вещи. Мне нравилось, что я знаю: он не любит пить перед сном горячий шоколад, потому что для него это равносильно дозе кофеина и он всю ночь не может заснуть. Мне нравилось, что я знаю: в уме он постоянно сочиняет обо всем рифмы. Двигаясь по моей комнате, он часто напевал их про себя. И мне нравилось, что я знаю: иногда он говорит во сне.
Мне хотелось знать о Тео все. Он был пазлом, который я собиралась собрать.
Но его было непросто раскусить. Тео Локхарт, несмотря на его новый статус моего соседа по комнате, оставался для меня загадкой. Он всегда держался сам по себе. Я читала в его взгляде легкую панику, и когда он говорил, то выбирал слова с осторожностью, как будто боялся, что слишком многое выдаст. Он хотел оставаться загадкой, потому что всегда ею был. Его никто по-настоящему не знал, а те, кто думал, что знают его, знали всего лишь мелочи.